Тайна Карлоса Кастанеды. Часть I. Описание мира

– Я скажу тебе, о чем мы разговариваем сами с собой. Мы разговариваем о нашем мире. Фактически, мы создаем наш мир нашим внутренним разговором.

<…> Когда мы перестаем разговаривать с собой, мир такой, каким он должен быть. Мы обновляем его, мы наделяем его жизнью, мы поддерживаем его своим внутренним разговором. Но не только это. Мы также выбираем свои пути в соответствии с тем, что говорим себе. Так мы повторяем тот же самый выбор еще и еще, до тех пор, пока не умрем. Потому что мы продолжаем все тот же внутренний разговор.

Воин осознает это и стремится остановить этот разговор. Это последнее, что ты должен знать, если хочешь жить как воин» (II).

Здесь нам следует сделать два важных замечания. Во-первых, разговор «делает мир». Только исходя из концепции тоналя и нагуаля мы можем объяснить, почему подлинное «безмолвие ума» обычно приводит к изменению режима восприятия. До сих пор мы сталкивались с ничего не разъясняющими аллегориями на этот счет. Скажем, Ф. Меррелл-Вольф, следуя здесь общепринятым разглагольствованиям, сообщает, что безмолвие ума необходимо, чтобы остановить мысленный «шум», который заглушает «голос Безмолвия». Этакая по-восточному пышная метафора!

Во-вторых, мы выбираем свои пути в соответствии с тем, что говорим себе. Это весьма серьезное препятствие. Не только перцептивные шаблоны, скрывающие от нас нагуаль, но и все поведенческие стереотипы, все сценарии действий и поступков держатся на этой скучной болтовне занятого собою ума. Внутренний диалог консервирует образ себя точно так же, как фиксирует восприятие мира.

«Мы полностью захвачены своим частным взглядом на мир, и это заставляет нас чувствовать и действовать так, как если бы мы знали о мире все. Учитель с самого первого своего действия направлен на то, чтобы остановить этот взгляд. Маги называют это остановкой внутреннего диалога, и они убеждены, что это – единственная важнейшая техника, которой ученик должен овладеть» (IV).

С кем же мы ведем этот непрестанный внутренний диалог? Ведь для того, чтобы участвовать в диалоге, нам необходимы две стороны, два объекта, производящих между собой некоторый обмен, чтобы в конечном счете прийти к согласию и единству. (Внутренний диалог, не достигший согласия, – это серьезный симптом душевного недуга, как утверждает психиатрия.) Опять же, заметьте удивительно точный выбор слова! Не «монолог», не «мыслительный поток», не «внутренняя артикуляция» – именно диалог, коммуникация двух неосознанно противопоставленных в психическом пространстве объектов: чистого сенсорного сигнала (внешнего или внутреннего) и перцептивного механизма с его смыслопорождением и референцией.

Этот диалог вовсе не обязан «привязываться» к языку, к артикуляции мысленной или голосовой. Даже в том случае, когда вы думаете о том, как разумно распределить финансовый бюджет (еще и шевеля при этом губами), если взгляд ваш случайно упадет на ножницы, лежащие на столе, кто-то в глубинах мозга беззвучно подтвердит вам: «Ножницы». Если же этот «кто-то» уймется (от переутомления или потребленных ядов), вместо «ножниц» вы воспримете нечто – блестящее, острое, округлое, бессмысленное в своем назначении, возможно даже забавное. Мир перестанет быть миром, и здесь возможно все что угодно.

Касаясь проблемы диалогичности человеческого сознания, любопытно обратиться к точке зрения М. М. Бахтина, рассмотренной в статье Л. А. Радзиховского[11]. В частности, он пишет: «Обращенность к человеку объединяет диалог и монолог «на равных». Я обращаюсь к другому не потому, что умею обращаться к себе, наоборот, обращаюсь к себе, так как умею обращаться к другому. Первичен (онто- и филогенетически) диалог. Поэтому и структура диалога формирует структуру монолога. Монолог – подвид диалога, а не наоборот. <…> Структура реального мира людей полицентрична, структура сознания – моноцентрична, или, как это обычно говорят, в системе своего сознания человек – творец, субъект, остальные люди (их образы) – объекты. <…>

Так, при примитивной форме эгоцентризма человек в своем внутреннем диалоге легко приводит к согласию с собою своего оппонента, как угодно манипулируя его образом…

Противоположный полюс – предельная децентрованность своего сознания, когда во внутреннем диалоге «образ я» – «образ другого», как и в диалоге реальном, нет «окончательных побед»…

…Для Бахтина диалогизм служит выражением бытийных характеристик сознания, объединяющих его с внешним – также диалогичным – общественным бытием, и есть залог того, что сознание «открыто» во внешнее общественное бытие и способно воспринимать его бытийные характеристики; есть, другими словами, конкретно-психологическое воплощение и мера социальности сознания. <…>

Но что все-таки значит «противоположность», «отношения диалога», что считать «одним отрезком» в сознании – внутреннем диалоге?..