Тайна клеенчатой тетради<br />Повесть о Николае Клеточникове

Оставшись один, он медленно разделся, умылся, разобрал постель и лег на голубые накрахмаленные простыни, думая заснуть — минувшую ночь на пароходе почти не удалось уснуть, качало и мешал беспрерывный стук чего-то металлического в машинном нутре парохода, — но сон не шел, он был слишком взволнован, растревожен впечатлениями утра. И смущен. Все устроилось лучше, чем он предполагал, но положение гостя, в которое он попал, все-таки смущало. Чему он был обязан этим, неужели опять-таки своей особенной черте, вызывавшей в незнакомых людях стремление ему услужить? Или, может быть, это было как-то связано с вопросами Корсакова, его намеками? Что разумела Елена Константиновна, когда говорила о «видах» Корсакова на него? Это предстояло обдумать.

Окна были раскрыты, и слышно было, хотя окна и были боковые, не со стороны фасада, как подали коляску Корсакову и он уехал, как с громким смехом выбежала на крыльцо Наташа и следом выбежала Машенька, ее окликнувшая, затем вышли Елена Константиновна и нянька, также ее окликнувшие, и все куда-то ушли, прошли под окнами Клеточникова, громко и весело разговаривая, шурша накрахмаленными юбками, направляясь, должно быть, к морю. Было жарко. Клеточников представил себе море, каким оно было утром, когда он вышел на высокий берег над каменистой бухтой, тихое в утреннем сиянии и блеске, туманно-бирюзового цвета, с поразительно близким изогнутым горизонтом, и его вдруг потянуло туда. Он встал, оделся и ушел из дому.

Он не взял с собою купального костюма, вовсе не рассчитывая начинать купание в первый же день по приезде, и пожалел об этом, потому что, когда спустился в бухту, в которой утром купался Корсаков, и попробовал рукой воду, она оказалась теплой, такой же, как в Волге, в которой он купался каждый день на протяжении последних двух недель перед отъездом из заведения доктора Постникова. Легкий прибой выплескивал на берег тихие волны, они набегали на гальку и убирались назад, не оставляя следов. Бухту отделяла от соседней бухты большая рыхлая скала, сильно вдававшаяся в море, груда больших и малых камней была веером рассыпана вокруг нее. Между камнями море поднималось и опускалось в своеобразном ритме, будто пульсировало, то с большей, то с меньшей частотой, вода была чиста и прозрачна и здесь, между камнями, казалась плотной студенистой массой, особенно когда, набежав на камень с острым гребнем и вдруг опадая, разрезанная гребнем, разваливалась бирюзовыми толстыми пластами, будто прозрачное желе.

Солнце между тем припекало, и Клеточников решил искупаться. Возвращаться за купальником не хотелось, и он решил последовать совету Корсакова, тем более что кругом не было ни души. И из соседней бухты не доносилось голосов, — должно быть, Елена Константиновна с Машенькой ушли купаться в другое место. Он разделся у скалы, сложив одежду на камне, соседнем с тем, на котором раздевался Корсаков, и вошел в воду.

Вода, как ни была тепла, все же обожгла, когда он, войдя по грудь, бросился в набежавшую волну, но уже в следующее мгновение блаженное чувство покоя охватило его, он даже засмеялся от удовольствия. И тут же закашлялся, хлебнув воды, накрытый пропущенной им волной. Вода, к его удивлению, хотя и была солена и горька, оказалась вовсе не такой уж отвратительной на вкус, какой он представлял себе морскую воду. Он поплыл, привычно выбрасывая руки из воды, но на волнах это было неудобно, и тогда он попробовал плыть так, как плавал Корсаков, загребая одновременно обеими руками и отталкиваясь от воды ногами, как лягушка. Это оказалось несложно. Но он скоро устал и поплыл назад, к скале.

Отдыхая под скалою, сидя по пояс в воде между камнями, опираясь обеими руками об их мшистые бока, чтобы не сбивали волны, он заметил, что у самой скалы волны бьют меньше, и полез туда, протискиваясь между камнями, осторожно ощупывая дно ногами. Подобравшись к скале, он заметил между нею и ее осколком, камнем в несколько саженей высотой, глубокую щель, узкий проход, в который, однако, можно было просунуться. Он просунулся и увидел закрытый бассейн, тихую мелкую бухточку, загибавшуюся налево за скалу, вполне отрезанную от моря большими камнями, которые не пропускали волн. Вода в этой бухточке, открытой солнцу, была, должно быть, сильно прогрета: оттуда веяло горячим воздухом. Он еще немного просунулся… И вдруг белое, гибкое и сильное тело прянуло из воды, поднялось в изумрудных брызгах, легкое, с трогательно-нежными бугорками молодых грудей и плоским животом. Клеточников узнал Машеньку.