Тайна клеенчатой тетрадиПовесть о Николае Клеточникове

О том, что осталось невыясненного друг о друге (а загадок тот вечер оставил немало), они не говорили, хотя, казалось, что же мешало этому? Корсаков был озадачен тем, что гость не вполне укладывался в то представление о нем, какое составилось со слов Николая Александровича Мордвинова, аттестовавшего его как человека порядочного и честного и либерального направления, но тихого и кроткого, не только не деятеля, но, несмотря на направление, довольно равнодушного к общественной деятельности — тут нужны были иные определения. Не то чтобы это беспокоило Корсакова, чтобы, например, от этого зависело его отношение к гостю, о, ему достаточно было того, что гость — человек порядочный и честный; но всегда хочется знать точнее границы человека, его возможностей и претензий.

А Клеточникову хотелось бы знать, что означало упорное молчание Корсакова во время спора Винберга и Щербины, когда все ждали от него, Корсакова, слова, на чьей стороне в этом споре был он. Хотелось несколько больше узнать и о гостях. Правда, в тот вечер, после того, как разъехались гости, они немного поговорили. Корсаков спросил о впечатлениях, и Клеточников высказал свое восхищение образованностью, опытностью и чувством ответственности Винберга, а также опытностью и образованностью Щербины, неожиданными для такого молодого человека, высказал свое восхищение дамами и остальными гостями, и Корсаков сказал о них несколько слов. Щербина, оказалось, был юрист по образованию, но нигде не служил — из принципа, остальные, напротив, служили из принципа, до недавних пор по канцеляриям в губернских городах, имели чины и положение, но с введением земских учреждений оставили канцелярии и поселились в захолустной Ялте, сочтя своим долгом посвятить жизнь общественной деятельности, пожертвовав временем, трудом и карьерой делу укоренения в российской действительности этой новой формы народной жизни… Невыясненное отложилось на будущее.

Иногда в прогулках по окрестностям Чукурлара Клеточникова сопровождал Винберг, приезжавший к Корсакову по делам земства: Корсаков, исправляя должность ялтинского уездного предводителя дворянства, у себя дома держал канцелярию, поскольку в городе в единственном для всех присутственных мест полицейском доме, двухэтажном строении, низ которого занимала полиция, было тесно, грязно и всегда шумно; покончив с делами, Винберг отправлялся с Клеточниковым на прогулку. От него Клеточников узнавал, как разводят виноград, как ухаживают за виноградником, от чего зависит качество плодов и вина, почему, например, лучшее место для виноградника — склон горы, «полугора», а не долина («В долине скапливается много сырости и держатся вредные для винограда туманы»), а лучшая почва — известково-глинистая, несколько щебенистая, а не чернозем («Чернозем дает вино в большем количестве, но качества невысокого») или почему виноградные кусты обычно низкорослы («Чем больше масса корней сравнительно с наружными частями растения, тем большая часть добываемых питательных веществ идет на образование плодов, тем больше плодов, тем они крупнее и лучше, поэтому стеблям и не дают расти свободно, обрезают их близ корня»). От него узнавал Клеточников и о том, как делают виноградное вино.

— Лучшее вино у нас делают в виноградном хозяйстве Никитского ботанического сада. Когда мы с вами ближе познакомимся и вы окрепнете настолько, чтобы ездить верхом, — Винберг смотрел на Клеточникова, сдержанно улыбаясь, — мы с вами побываем в саду, там есть что посмотреть. И попробовать.

И умолкал, выжидая. И Винберг, как и Корсаков, не торопился начать разговор, заявленный тем вечером, выжидал, присматривался. Чего выжидал? Нужно ли было прежде привыкнуть друг к другу? Или, может быть, невольное опасение, как бы такой разговор — кто знает, что при этом откроется? — не повредил их едва наметившемуся сближению, едва проявившейся симпатии друг к другу, — это опасение заставляло откладывать его?