Тайна Клумбер-холла

В особенности поразил меня вот какой малозначительный факт. И генерал, и его сын оба независимо друг от друга уверяли меня, что даже если бы они мне рассказали, какого рода опасность им угрожает, я всё равно едва ли понял бы ее суть. Каким странным и причудливым должен быть этот ужас, если его даже трудно объяснить понятными словами!

Перед тем, как отправиться спать той ночью, я простер во тьму свою руку и поклялся, что ни человек, ни дьявол не в силах будут ослабить мою любовь к женщине, чье чистое сердце мне посчастливилось завоевать.

Глава 7 О капрале Руфусе Смите и его прибытии в Клумбер-холл

Составляя свой отчет, я нарочно старался излагать события простым, даже примитивным языком, дабы избежать обвинения в том, что я в своем рассказе сгущаю краски, стремясь к созданию особого эффекта. Если, однако, я рассказываю свою повесть с некоторым приближением к реализму, читатель поймет меня, когда я скажу, что в то время происходящие в Клумбер-холле драматические события приковали к себе мое внимание и взбудоражили мое воображение, исключив из поля зрения всякие другие, менее значительные предметы.

Как мог я погрузиться в скучную рутину, которую представляет собой работа управляющего, или интересоваться соломенными кровлями обитателей поселка, парусами на лодке и тому подобными обыденными вещами, когда ум мой всецело занимала цепь описанных выше событий, коим я по-прежнему пытался найти разумное объяснение?

В какое бы местечко в округе я ни направился, я отовсюду мог лицезреть квадратную белую башню, вздымающуюся ввысь средь деревьев, и неизменно вспоминал о живущей под сенью этой башни несчастной семье, где затаились и ждут, ждут, – а чего, собственно, ждут? Этот вопрос по-прежнему оставался непреодолимым барьером, неизменно стоящим в конце любой цепи рассуждений о тайне Клумбер-холла.

Будучи всего лишь абстрактной проблемой, тайна семейства Хэзерстоунов таила в себе некое мрачное очарование – и только, но теперь, когда женщина, которую я любил, была глубоко, в тысячу раз больше, чем я, заинтересована в решении этой проблемы, я чувствовал, что не в состоянии обратить свои мысли на что-либо иное до тех пор, пока всё окончательно не прояснится.

Мой добрый батюшка получил от лэрда письмо, отправленное из Неаполя. Лэрд поведал нам, что извлек немало пользы от перемены климата, и что у него нет намерения возвращаться в Шотландию в ближайшее время. Это устраивало нас всех, ибо мой отец находил Брэнксом превосходным местом для ученых занятий, и возвращение в шум и сутолоку большого города стало бы для него тягостным испытанием. Что касается моей милой сестры и меня самого, то у нас, как легко себе представить, были куда более веские основания, чтобы полюбить уигтаунширские вересковые пустоши.

Несмотря на мой разговор с генералом, – или, возможно, правильнее будет сказать, благодаря этому разговору, – я не упускал случая, чтобы по меньшей мере два раза в день прогуляться по направлению к Клумбер-холлу и проверить, всё ли в порядке. Хотя генерал и вознегодовал вначале, разгневанный моим вторжением, но к концу наша беседа приняла полудоверительный характер, а закончилась тем, что генерал попросил моей помощи, поэтому я чувствовал, что установил с ним совсем другие, отличные от прежних, взаимоотношения, и что теперь мое присутствие должно раздражать его гораздо меньше. И впрямь, несколько дней спустя я встретил генерала, когда он шел вдоль ограды, и хотя он и не ссылался на наш с ним последний разговор, манеры его стали более учтивыми.

Вид его по-прежнему выдавал крайнюю степень нервного напряжения. Время от времени он вздрагивал, украдкой оглядывался вокруг, бросал направо и налево пронзительные испуганные взгляды. Я надеялся, что его дочь была права, называя пятое октября поворотным пунктом для его недуга, ибо, когда я видел горящие глаза и трясущиеся руки генерала, для меня было очевидно, что этот человек не сможет долго протянуть, постоянно находясь в таком нервном напряжении.

При осмотре ограды я обнаружил, что генерал надежно закрепил расшатанные доски, тем самым лишив нас возможности встречаться на прежнем месте, и сколько я ни кружил вдоль забора, я так и не смог найти другой бреши, сквозь которую можно было бы проникнуть внутрь поместья.

Там и сям в ограде были оставлены небольшие щели, и я мог бросить взгляд украдкой на Клумбер-холл. Однажды я увидел грубоватого вида человека средних лет, стоящего у окна нижнего этажа, и предположил, что это Израэль Стейкс, кучер. Однако не было видно никаких признаков присутствия в доме Габриелы или Мордаунта, и это обстоятельство встревожило меня. Я был убежден, что они нашли бы какой-нибудь способ связаться со мной и моей сестрой, если только не оказались бы заключены под стражу. Мои страхи всё более обострялись по мере того, как один день сменял другой, а от наших друзей по-прежнему не было никаких известий.