Тайна князя Галицкого

— Вот, горяченькая, с пылу с жару. — Подбежав ближе, холоп растерянно закрутился, свернул к поленнице, поставил миску на край, придвинул посеченный поверху чурбак и отступил в сторону, приглашая к угощению: — Милости прошу, боярин!

— Давай… — Расстегнув поясной чехол, воевода достал серебряную с чеканкой ложку, сел на колоду, переставив миску на колени, зачерпнул несколько ложек — и отставил обратно на низкую поленницу: — Не хочу, забери. Кусок в горло не лезет.

Холоп такому пренебрежению только обрадовался и стал наворачивать кашу сам. Воевода же рывком поднялся, вошел в башню, по лестнице, поставленной внутри, поднялся наверх, на площадку. Стрелец, сидевший до того на краю перил, привалившись к угловому столбу, увидев командира, рывком поднялся, поддернул пищаль, поставил перед собой.

— Что у тебя тут? — Боярин тоже облокотился на столб, поверх которого когда-то должна была лечь кровля, да теперь, похоже, не судьба. Вид с высоты сосновых крон открывался красивый. Купола церквей в далекой Ваге, что стояла в десяти верстах выше по реке, смолистые боры окрест, знойными днями испускающие столь едкий запах, что в горле першило, извилистое русло, испещренное вытянутыми песчаными отмелями.

Песок, песок, везде песок. Ни рва из-за него не выкопать, ни стены им не замазать, ни погреба в нем не вырыть… Одно хорошо — колодцы делать легко, да вот воду из них вычерпать невозможно. Струится из стен, ровно через решето.

— Поутру костер тати запалили, — доложился караульный. — Те, что ниже по реке дозором стоят. Приглядывают, чтобы не сбежали. Вестимо, и поближе к стенам кто-то таиться может. И под берегом, и в лесу. Но тихо сидят. Опасаются, чтобы из пищали не стрельнули. Я намедни одного подбить пытался, да токмо промазал. Далеко.

— Под берегом? — глянул вниз боярин Щерба, скользнул взглядом вверх по течению. — Под берегом — это мысль… Молодец!

Он шустро скатился по ступеням вниз, едва не сбив с ног чернецов, уже почти освободивших крохотный пороховой погреб, схватил одного за плечо:

— Гвозди у вас в обители есть? Штук пять, в четверть пальца толщиной. — Воевода слегка развел пальцы, показывая нужный размер.

— Э-э-э… — почесал в затылке монах и кивнул: — Отец Никодим у нас за плотника. Должен иметь.

— Неси! Скажи, я велел. И молоток тяжелый прихвати… — И боярин ободряюще прихлопнул монаха по спине. — Давай, шевелись, отче! Утро уходит, можем не успеть. А вы чего, еще не наелись? — развернулся он к стрельцам, что степенно, не спеша, опустошали всемером один общий котелок. — Хватит брюхо набивать, пора за службу браться. Четверо охотников мне надобны для дела опасного, но зело важного. Решайте, служивые, кто удалью превыше прочих горазд будет?

— О, Тимофей, то по твою душу воевода пришел! — Тут же выпихнули вперед парня лет двадцати двое таких же молодых стрельцов. — Ты ведь вчерась о славе великой сказывал?

Они довольно заржали, видимо, вспоминая разговор.

— А чё, и пойду, — передернул плечами остроносый воин, все лицо которого усыпали яркие веснушки. Кафтана на нем не было, и сквозь плотно стянутую за спину и заправленную в шаровары рубаху проступали ребра. Всем своим видом стрелец напоминал годовалого волчонка: длинномордого, вечно голодного, любопытного до храбрости, быстрого, но неопытного. — Чё делать надоть, боярин?

— Чё-чё? — поддразнил его Щерба Котошикин. — Знамо че. Ляхов бить. А вы, ухари веселые, чего мнетесь? Нешто бросите друга своего?

Молодые стрельцы переглянулись, один пожал плечами, другой тоже, старательно облизал ложку. Первый согласно кивнул:

— Знамо, пойдем, воевода. Надо же приглядеть, чего там Тимоха средь басурман наворотит?

— То не басурмане, то схизматики поганые, — поправил их пожилой стрелец, длиннобородый, в полувыцветшем зеленом кафтане с нашитыми на груди воронеными железными пластинками и в такой же потертой шапке. — Сказывают, за каждого ляха убитого Господь пять грехов прощает. Так что я с вами пойду. Молиться так и не научился, а о душе думать надобно.

— Пищали не понадобятся, токмо бердыши и сабли берите, — кратко распорядился боярин. — Собирайтесь и к береговой башне подходите.

Монастырь, конечно, не был крупной крепостью. Скорее вообще никакой крепостью не являлся. Однако все необходимое для обороны в нем имелось. В том числе — и «тайницкая башня». Или, точнее, тайный ход, предназначенный для того, чтобы незаметно выпустить или принять гонца, лазутчика, иного важного человека. В Важском монастыре тайник этот находился возле самой прибрежной башни, прикрытый с одной стороны стеной, с другой — углом башни. Напротив же, из-за реки, и смотреть сюда некому. Секретную калитку делать не стали. Просто в одном месте бревна стены расходились чуть шире, а плаха меж ними, подпертая изнутри, легко отодвигалась. Так оно было даже лучше. Знающий знает, а чужаку не видно.

Первыми наружу прокрались воевода с холопом, сразу спустившись к реке и затаившись под берегом. Следом спустились стрельцы, из-за жары не надевшие кафтанов: супротив пуль и копий от них все одно толку немного.