Тайна короля

— Я вовсе им не увлечена, — раздраженно повысила голос Алекто. Увидев наконец, в каком плачевном состоянии находятся ее руки и одежда, подошла к кувшину и принялась неловко лить воду, пытаясь очистить ладони. Приблизившись, мать взяла его и наклонила.

Алекто с благодарностью подставила пальцы под прохладную струю.

— Так вы о нем ничего не знаете, но принимаете подарки?

— Я не приняла: наоборот.

Мать помолчала, глядя на то, как Алекто умывает лицо.

— Это правильное решение.

Алекто удивленно на нее взглянула.

— Почему?

— Если интуиция подсказывает вам не брать что-то от кого-то, лучше слушать ее, — произнесла та, протягивая полотенце.

Отняв его от лица, Алекто увидела оставшиеся темные пятна. Все-таки недочистила…

— Но я, признаться, рада, что у вас появился ухажер, отвлекающий ваше внимание, — продолжила мать, проходя к перекладинам и снимая платье Алекто. — Это ваше увлечение королем было детскостью.

Алекто было неприятно вспоминать, с каким пренебрежением отнесся к ней тот, кому она посвятила когда-то столько дум.

— Я осознала, миледи, насколько ниже я его, и что он никогда не почтит меня своей благосклонностью.

— Вы не ниже, — резко ответила мать, приближаясь к переодевшей камизу Алекто, и уже мягче добавила, протягивая платье и помогая надеть его через голову. — Просто вы предназначены не друг другу.

— А кому я предназначена? — спросила Алекто, выныривая.

— Кому-то, кто отнесется к вам с уважением и симпатией.

Алекто задумалась.

— Так что присмотритесь к этому молодому человеку, одаривающему вас, но будьте настороже и, если что, сразу обращайтесь ко мне или Каутину, или сэру Вебрандту.

— Да, миледи. — Алекто уже успокоилась настолько, чтобы позволить пришедшей служанке заплести ей сложную косу и перевить ее шнуром.

Мать тем временем села в стороне за походной конторкой и принялась что-то кому-то писать. Алекто заметила, как тяжело ей было держать перо, которое временами срывалось, оставляя кляксы, и как неловки были ее негнущиеся пальцы. Наконец, мать перевязала послание шелковой нитью и скрепила печатью Морхольтов — отцовскую не поставила.

— Кому вы писали? — спросила Алекто.

— Никому, — ответила она, подходя к камину и, к удивлению Алекто, бросила письмо во вновь разожженный служанкой огонь. — Вы готовы? — повернулась она к Алекто.

Сама она была умыта, одета и причесана и, похоже, уже давно. Алекто задумалась, куда она ходила так рано утром или… с ночи?

— Да, миледи.

— Тогда идемте, — опустив голову, Алекто последовала за ней на мессу.

* * *

Омод водил пальцем по холодной стали. В утреннем свете клинок казался серым. Такой простой и в то же время веяло от него чем-то древним… Или, быть может, таким всегда веет от вещей, бережно хранимых в семье?

Омод провел кончиком ножа по каменному подлокотнику трона, оставляя едва различимый след. Потом подкинул его и снова поймал. Подняв голову, оглядел гербы королевства, вьющиеся по стенам зала под потолком. Взгляд остановился на простом, двучастном — чернь с серебром.

Поудобнее перехватив нож, Омод метнул его. Клинок воткнулся в деревянный щит у выхода, прямо возле лица только что вошедшего старика. Тот застыл, оторопев.

— Простите, мессир, — пробормотал Омод, вставая и, приблизившись, выдернул его.

— Вы вызывали, ваше величество? — спросил учитель с выдержкой человека, привыкшего к самым безумным выходкам сильных мира сего.

Омод знал, что его предшественник — король Годфрик, — славился не самым воздержанным нравом. И всегда был доволен тем, что отличается от него. Даже поставил себе когда-то в начале правления цель быть как можно меньше похожим на своего сумасбродного дядю.

— Да, мессир. Я хочу чтобы вы нашли все о Морхольтах, что сумеете найти.

— Морхольтах-Уилфредах? — приподнял седые брови старик. — Они теперь сдваивают фамилию.

— Мне нужна первая часть.

— Зачем вам этот род?

Омод задумчиво посмотрел на него.

— Делайте, как я сказал, мессир.

— В книгах…

— Не в книгах. Мне не нужны сказки. Я хочу правду. Безо всех этих проклятий — только то, что есть на самом деле.

— Слушаюсь, ваше величество, — поклонился старик. — Что до ваших уроков…

— Мне не до них. Сейчас праздники, — добавил он уже мягче при виде окаменевшего лица старика. — Отдыхайте, мессир. Если я захочу узнать о том, как солнце вращается вокруг нас, и почему весной соки начинают течь в травы и деревья, я за вами пошлю.

Старик отвесил полный достоинства поклон, всем своим видом демонстрируя, что его заставили делать что-то неподобающее, и удалился.

Следом вошел юноша.

— Сир.

Омод впервые пригляделся к нему.

Умное узкое лицо, слегка бледное, тонкие губы, чуть вздернутый нос, длинные пальцы, выдающие чуть нервическую натуру, и в то же время решительность, запечатлевшаяся во всем этом хрупком теле.

— Доброе утро, Морхольт-Уилфред.

Тот стоял, выжидающе и немного непонимающе глядя.

— Вы не похожи ни на мать, ни на сестру.

— Я похож на отца, — тронул тот чуть вьющиеся каштановые волосы.

— Должно быть так.

— Вы… хотели меня видеть?

— Я вспомнил нашу игру в "двадцать квадратов", вы достойно сражались.

— Благодарю, сир.

— Вы довольны доставшейся наградой?