— Тогда я не понимаю, что вас связывает.
— Ничего, кроме сегодняшней встречи…
— Которая стала последней.
— Но…
— Алекто, я дала вам в последнее время больше воли, считая, что это научит вас ничего от меня не скрывать и поселит меж нами большее доверие, но теперь вижу, что ошиблась. Мне не следовало идти у вас на поводу. И остается лишь надеяться, что никто не видел нашего сегодняшнего посещения столицы.
Она опустилась на постель, ее лицо расстроенно подергивалось.
— Простите, миледи…
— Я не хочу продолжать этот разговор. И хочу, чтобы к моему возвращению вы уже спали и выкинули из головы все мысли, кроме тех, что положено иметь почтительной дочери, которая не пытается делать что-то за моей спиной.
— Да, миледи, — едва слышно выдавила она.
— Тогда приступайте, — произнесла я, отворачиваясь и направляясь к двери.
— Тебе ее не жаль?
Я лишь на миг замедлилась, услышав позади этот голос, а потом продолжила обрывать лепестки у розы.
— Она все равно скоро умрет.
— Но не так скоро, если ей в этом не помогать.
Я стиснула кончиками пальцев бутон и прикрыла глаза, чувствуя, как со спины обволакивает приближающееся тепло, и раскрыла их, только когда Бодуэн обошел меня и встал спереди.
— Почему ты пришла?
— Я хотела побыть одна.
— И именно поэтому выбрала то место, где наибольшая вероятность встретиться со мной? — Он обвел рукой розарий, где я сидела на бортике фонтана.
Я смахнула с подола оборванные лепестки, и они упали на плиты черными каплями.
— С каких пор розарий стал твоей территорией?
— С тех, как ты стала сюда приходить.
Я сжала рукой стебель, чувствуя, как впиваются колючки.
— Позволь, — Бодуэн протянул руку, и я, помешкав, подала ему розу. Но в последний момент он, словно одумавшись, убрал пальцы. — Впрочем, это лишь по старой памяти…
Я смотрела какое-то время на стебель, осиротевший без украшавших его лепестков, и отложила его на борт.
— Ты как-то спросил меня, что я знаю о Праматери. Что ты имел в виду?
Бодуэн двинулся вокруг фонтана, кажется, полностью поглощенный рассматриванием девы в центре. Я же завороженно следила за силуэтом, от которого исходило легкое мерцание.
— Когда-то я, как и ты, как и все люди, поклонялся ей.
— Как твоя дочь? Твоя старшая дочь.
Бодуэн посмотрел на меня.
— Да, Бланка до сих пор верит в общепринятую историю.
— И что же изменилось с тех пор?
— С тех пор я узнал немного… другую.
— И какое отношение она имеет к нашей семье?
Бодуэн посмотрел на свою руку, а потом — снова на мраморное изваяние.
— Она имеет отношение к тому, что происходит с Алекто.
Я вздрогнула — он впервые назвал ее по имени — и прижала ладонь к животу, словно заново ощутив ее в себе.
— Ты знаешь это, потому что Покровители из мира… — язык отказался произнести "не-людей".
— Это неважно. Важно то, что Алекто на правильном пути, а ты ей мешаешь.
— На правильном? — Я резко поднялась с бортика. — Сегодня она солгала мне, чтобы встретиться с мальчишкой из прокаженных.
— Огнепоклонники не прокаженные.
Бодуэн медленно двинулся в мою сторону, и я ощутила, как с каждым его шагом в голове остается все меньше мыслей. Оказавшись совсем близко, он какое-то время удерживал мой взгляд, а потом прошел мимо. Я последовала за ним, словно меня тянули невидимые нити.
— Хочешь сказать, я должна просто отойти в сторону, позволяя ей творить все, что захочет?
— Она кажется разумней одной девы, которую я знал, когда ей было шестнадцать.
Я осеклась, чувствуя, как сжимается горло.
— Той девы больше нет.
— И хорошо, ведь она выросла в женщину, которая извлекла опыт из своих ошибок.
Я отступила и указала на борт, на котором в раскрытом мешке лежал сладкий кекс с лимонными корками и фляга с горячим вином.
— Разделишь со мной трапезу?
Бодуэн приблизился, глядя на принесенное так, будто уже почти позабыл, как выглядит еда.
— Ты всегда приносишь припасов на двоих, когда хочешь побыть одна?
— Да.
— Хорошая привычка. — Он присел рядом на борт. — И как к ней относится твой муж?
— Он к ней не относится.
Я тоже опустилась на прежнее место.
— Рогир сейчас дома, залечивает рану на ноге.
— Тогда мне повезло: все достанется только мне, — произнес он, глядя на меня в упор.
— У вас, покровителей, что, нет праздничных кексов? — невозмутимо спросила я, разламывая десерт на куски.
— Боюсь, нет, — ответил Бодуэн, глядя на то, как я кладу на салфетку порцию и протягиваю ему.
— Ну же, — я качнула куском.
Бодуэн медленно улыбнулся.
— Посмотрю, как ешь ты.
Я медленно положила кусок обратно.
— И горячее вино Покровители тоже не пьют?
Бодуэн чуть качнул головой, все с той же улыбкой, и я плеснула в кубок себе.
— Как ты раньше праздновал Солнцеворот? Или этот вопрос — один из тех, которые мне нельзя тебе задавать?
— Начать с того, что мне нельзя здесь быть.
— Тогда почему ты здесь?
Я посмотрела на него — он не отрывал от меня светящихся радужек.
— Наверное, потому что так я чувствую себя… человеком.
Я замерла, уже поднеся кубок к губам.
— Тогда пусть нечеловеком сегодня буду я. — Я резко выплеснула содержимое наземь. От трещин на дорожке начал подниматься пар.
— Жаль, — произнес он, глядя на пятно, — чувствуется, хорошее вино.