— А вы не имеете причины отказать мне в любезности присутствовать при вскрытии квартиры госпожи Марион.
— Но я не хочу.
— В таком случае, я вас заставлю.
Мервильяк понял, что ему остается только повиноваться и молча направился вверх по лестнице, сопутствуемый городовым, который больше не спускал с него глаз.
Дверь быстро взломали.
Через маленькую переднюю, вошедшие под предводительством швейцарихи прошли в ближайшую комнату, служившую госпоже Марион спальней.
На первый взгляд нельзя было разглядеть ничего особенного. Занавеси были опущены, и только когда полицейский раздвинул их, и море света залило комнату, присутствующим представилась отвратительная картина.
На ковре была громадная кровавая лужа.
На кровати лежала госпожа Марион, хорошенькая брюнетка лет тридцати, залитая кровью, с закрытыми глазами, в положении, которое несомненно указывало, что убийство совершено при крайне интимной обстановке.
Первый от этой ужасной картины отвернулся Мервильяк.
Полицейский, убедившись, что смерть уже давно наступила, обратился к швейцарихе:
— Я запру квартиру и сейчас же доложу начальству. Вы сюда никого не впускайте.
Швейцариха стояла в углу, окаменев от ужаса и с полными слез глазами.
Она кивнула головой.
Слесарь убежал при виде ужасного зрелища.
На лестнице между тем толпились все обитатели дома, которых растормошила госпожа Пино.
— Не говорила ли я всегда, — шипела она, — что добром это не окончится.
Полицейский оттеснил любопытных.
— Мервильяк, пойдемте со мною.
Но ответа никакого не последовало.
Молодой человек исчез в общей сутолоке.
Полицейский прошептал проклятие и опечатал квартиру. Затем он подбежал к ближайшему телефону и донес о случившемся комиссару.
Час спустя появились власти, а еще через час чины парижской сыскной полиции рыскали по всевозможным кабакам в поисках за Мервильяком, которого, очевидно, слишком рано выпустили на свободу.
Вечером его арестовали в очень подозрительном кабачке и тотчас же привели на допрос к судебному следователю.
Он упорно отрицал свою вину.
— Госпожа Лепен или, как ее называли, госпожа Марион, была убита в ночь с 6 на 7 декабря, — проговорил судебный следователь. — Где вы провели эту ночь?
— Я спал на скамейке в Булонском лесу.
Следователь улыбнулся.
— Вы думаете таким образом доказать свое алиби?
Мервильяк бросил на него мрачный взгляд.
— Не я, а власти виноваты в том, что по выходе из тюрьмы я не нашел себе другого пристанища.
— Любезнейший, — проговорил следователь, закуривая папиросу, — если бы вы провели эту ночь на скамье в лесу, то вы бы теперь не стояли бы здесь.
Обвиняемый вопросительно посмотрел на него.
— Это почему?
— Потому что вы замерзли бы.
— Ну да — я не спал. Время от времени я вскакивал со скамейки и прохаживался взад и вперед, чтобы немного согреться.
— И вас не заметил ни один полицейский?
— Нет.
— Когда вы отправились в Булонский лес?
— В полночь.
— А где вы были до этого времени?
Дерзкий, упрямый взгляд Мервильяка был на это ответом.
— Ну, что же?
— Это мое дело! Я должен доказать свое алиби только во время совершения убийства.
— Совершенно верно. Убийство, согласно заключениям врача, совершено между десятью и двенадцатью часами ночи. Где вы были между десятью и двенадцатью?
Мервильяк закусил губы и молчал.
В этот момент в камеру следователя за справкой вошли граф Стагарт и я.
Судебный следователь принял нас очень любезно.
— Мы давно уже не видались, граф, — сказал он, горячо пожимая руку моему другу.
— Я почти все время был в отъезде, — ответил мой друг. — Сегодня я зашел к вам за несколькими справками.
— Буду крайне рад услужить вам, граф. Но позвольте мне сначала покончить с этим делом.
— О, пожалуйста. Необыкновенный случай?
— И да, и нет.
Стагарт бросил на Мервильяка проницательный взгляд.
— Вероятно, дело идет о происшествии, которое обсуждается сегодня в экстренных прибавлениях?
— Да, об убийстве madame Марион.
— Это дама полусвета?
— Это мы еще не вполне выяснили, граф. У нее были любовники — следователь указал на обвиняемого, — вот этот человек долго пользовался ее благосклонностью, но нам не удалось установить, имеем ли мы дело с профессиональной жрицей любви.
— Она была вдова? — спросил Стагарт.
— О, нет. Она не жила с мужем или, вернее сказать, он не жил с ней.
Стагарт несколько секунд не сводил взора с Мервильяка.
— Ведь это человек, который был три месяца тому назад осужден за убийство проститутки самого низшего разряда?
— Это «апаш».
— Конечно.
Мой друг кивнул головой и записал что-то в книжку.
«Апаши» в Париже — это преступники, организованные в шайки, организации воров и убийц, против которых бессильна полиция. Главная их квартира — крепостные валы на окраинах Парижа.
Судебный следователь продолжал дальше допрос:
— Если вы не хотите сознаться, где вы провели это время, господин Мервильяк, то я сам изобличу вас.
Он позвонил.
Вошел курьер.
— Введите свидетельницу, госпожу Пино.
Вошла худощавая, преисполненная почтения женщина.