Заседание длилось и длилось. Я успела ввести в курс дела фета Сайонелла, который заверял, что волноваться мне действительно не стоит, фета Питуэлла он знает и ребята останутся со мной. Максимилиан хотел оставить репетиции и приехать, чтобы меня поддержать, но я запретила. Его присутствие лишь даст повод для прессы очередной раз прополоскать мое имя. Это и постановке навредит, и Максу никакой пользы не принесет, да и чем он сможет помочь? Лоби просто написала, что она со мной, что бы ни случилось. Заодно скинула номер высококлассного, по ее словам, адвоката. В этом вся она. Никакого тебе сюсюканья. Есть проблема — предложит реальную помощь.
Наконец, судья, что удалялась в комнату для совещаний, вернулась и, стукнув молотком, велела всем встать. Появился звук и по коридорам разлился жесткий голос. Пока она долго и нудно зачитывала текст искового заявления Хогарда, описывавшего мои методы воспитания как «зверство», «изуверство», «запущенность», «аморальщина» и все такое, я успела искусать губы. Слушая самое важное, даже не дышала:
— Вердикт. Исковые требования Берли Хогарда к Ландрин Флер Аллевойской о лишении опекунских прав в отношении Альбертины Гертруды Аллевойской и Астанара Шона Аллевойского отклонить, в иске отказать полностью, — ребята вскочили с лавки, начали обниматься, а я, наконец, смогла выдохнуть и уже не сдерживала слез и стона, утонувшего в несвязных криках Берли Хогарда. — Дело о побоях передать в службу контроля, выделить в отдельное производство. Иск фета Питуэлла в отношении Берли Хогарда о защите чести и достоинства феты Ландрин Флер Аллевойской принять к рассмотрению. Берли Хогарда от занимаемой должности освободить на все время судебного разбирательства.
Стукнул молоток и этот стук эхом отдавался в моих ушах. Я уже не слышала ругательств отца Итана, не слышала рокот журналистов, допущенных в судебное заседание, я лишь смотрела на двустворчатые двери, ожидая, что они откроются и вернут мне Альби и Тана…
Сердце отсчитывало удары. Один. Второй. Третий… Еще чуть-чуть и оно остановится от страха. Словно в замедленной съемке двери открылись, выпуская сначала беснующихся журналистов, но рейгверды стояли плотной стеной, не давая им подойти ко мне. Между ними мелькнули белокурые головки, широкая спина и антрацитовый пиджак фета Дорского. Я привстала на цыпочки, выискивая ребят, которые, увидев меня, запрыгали, замахали и стали пробираться ближе. Шкаф Дорский, простите, фет Дорский схватил их и рывком отнес за живую стену из рейгвердов. Спаситель ребят спокойно прошел мимо толпы и остановился рядом с Таном:
— Жду вас в воларе. Необходимо выстроить линию защиты по делу о побоях.
Я хотела рассыпаться в благодарностях, но меня не удостоили и взглядом. Мужчина лишь сжал зубы и волевыми шагами унесся прочь. Плевать. Он спас нашу семью! Может хоть ноги об меня вытирать, хоть в розовой пижаме вокруг бегать и разговаривать на языке желтого дракона. Ему все позволено, потому что благодаря этому непонятному человеку семья Аллевойских по-прежнему семья. Мы молча сложили в круг руки и обнялись. Крепко-крепко. Не обращая внимания на щелкающие камеры, на едкие выкрики журналистов. Не существовало иного мира, кроме того, что сейчас был здесь, в закрытом кругу. Мы держались за руки, передавая друг другу тепло нашей любви и молчали. Потому что слова были лишними.
Не скоро, но первым заговорил Тан и сразу сломал царившее между нами напряжение:
— Там Пугало голодный.
Мы с Альби не выдержали и нервно рассмеялись. Улыбнулся и сам брат, после чего сказал то, что не решился сразу:
— Ланни, я был таким идиотом.
— Тшш… Не надо, Тан. Не надо. Ты ни в чем не виноват. Я очень вас люблю, вы знаете?
— Конечно знаем, знаем, Ланни, — ребята лишь теснее прижались ко мне, но потом фет Дорский намекнул, что достаточно давать прессе информационных поводов и повел нас в сторону воларов.
— Танар полетит с фетом Питуэллом, — сообщал глава моей личной охраны. — Вы с сестрой — в своем воларе.
Я кивнула, полностью доверяя себя и своих родных в руки этого мужика-кирпича. Он, похоже, прекрасно знал, что делал. А я, что делать, не имела ни малейшего понятия. В такие моменты всем просто жизненно необходим свой фет Дорский.
Журналистов стало еще больше. Кричали и бесновались они сильнее. До воларов разве что не с боем пришлось добираться. Я заметила краем глаза, что Тана в сопровождении рейгвердов отвели к Сайману, а мы с сестрой сели в наш темно-синий. Только оказавшись в воздухе смогли позволить себе вздохнуть. Мои руки дрожали, губы онемели от страха, сердце билось через раз. Мы с сестрой не выпускали друг друга из объятий, не в силах поверить, что все закончилось. Мы вместе и никто нас не разлучит. Никто. Никогда. Я сделаю все, чтобы этого не допустить! Все! Если это означает, что мне никогда не быть с Харви — пусть. Я усвоила урок.
Сайман Х9