— Оставьте нас, — произнесла, не глядя на пилота. Фетрой, не сводя с меня взгляда, едва заметно кивнул, затем констатировал совершенно без эмоций, будто скучную книгу читал:
— Тан сделал выводы и исправится. Дело о побоях удастся закрыть, но это не освободит его от необходимости компенсировать вред. По поводу сноса вашего дома. Проект реновации остановлен по всему дистрикту. Я заслушал доклад Лисмен Эколоджик и…
Он говорил что-то, я а я больше не воспринимала. Он сейчас здесь, хотя должен быть в Конгрессе, обсуждать вызов тор-ана. Он решает вопросы реновации и поведения моего брата, который ему, откровенно говоря, никто, даже меньше, чем никто. Он с ним даже еще как с налогоплательщиком не знаком. Но помог. Как там говорил фет Сайонелл? Отключить разум. Если ты отключишь разум, Ландрин, как отблагодаришь фетроя за все, что он для тебя сделал? Как отблагодаришь человека, столько раз угрожавшего разрушить твою семью за то, что стал тем, кто спас ее от разрушения?
Накрыла губы Хартмана пальцами, заставляя умолкнуть и робко улыбнулась. А затем, пока мозг не включился обратно и не завопил наподобие той бесстрастной тетки, что сообщала мне о падении волара, что я качусь в пропасть и скоро вся моя выдержка накроется попой аркха, забралась к нему на колени, обвила его шею руками и поцеловала.
После смерти родителей мне казалось, что никогда и никого я не смогу целовать в губы. Отвращение от подобного опыта с Таххиром лишь убедило меня в этом, но сейчас, жадно впиваясь в губы фетроя, я понимала, как ошибалась.
Если бы он меня оттолкнул, какая-то значимая часть меня умерла бы. Но он не оттолкнул. Напротив, медленно провел по моей спине ладонями, по-хозяйски очертил изгибы моей спины и полукружия ягодиц. Сначала поцелуй был робким знаком благодарности. Я словно сама испытывала свои пределы и возможности. Второй поцелуй был требовательным и глубоким, медленным и искушающим. От третьего у меня сорвало крышу, потому что освоившиеся губы Хартмана жадно сминали меня, вливая в мою кровь чистое пламя, заставляя забыть обо всем и желать только одного — чтобы эта искушающая ласка никогда не заканчивалась. Не в силах насытиться друг другом, мы целовались, как подростки, впервые познавшие всю прелесть сексуального удовольствия. Мы гладили друг друга, нежились в объятиях, заигрывали языками, кусали губы, искушали… Только за тем, чтобы поддаться этому искушению. Звук молнии утонул в моем тяжелом дыхании. Пальцы нетерпеливо расстегивали пуговицы на рубашке правящего, чтобы коснуться горячей кожи, почувствовать уверенные толчки рвущегося навстречу и захлебывающегося от страсти сердца.
— Мой, — прорычала я, сходя с ума, когда одним движением Хартман отвел в сторону ткань моих трусиков и оказался внутри. Резко, сильно, наполняя каждую мою клеточку собой, до самого сердца. — Пусть эта Зейда в аду горит со своими угрозами!
Мой! Только мой! От одной мысли, что его губы касались Зейды, а руки — ласкали ее тело, все внутри переворачивалось. Ну нет, эта бестия не испортит мне извинение и благодарность! Она не разлучит нас! Я не позволю. И забрать ребят не позволю тоже! Я найду способ оттоптать хвост этой гадине!
Сейчас было не так, как в шаре. Иначе. Мы словно делились друг с другом самым сокровенным, обнажали душу и чувства. Харви был нежен и чуток, я — нетерпелива и благодарна, отзывалась на каждое прикосновение, подавалась навстречу, тянулась к нему всем своим естеством. Вскоре за горячим сбившимся дыханием нельзя было понять, где кончаюсь я и начинается он. Внизу живота скапливался жар, становясь все сильней и требовательней, пальцы обожгло горячей магией Хартмана, его искрой, впервые вырвавшейся наружу и заполнившей салон медово-золотым светом. Из-под приспущенных ресниц я видела лишь затуманенный страстью взгляд, в котором плясали огненно-золотые блики, а потом прижалась к мужчине всем телом, обвивая его собой, врываясь глубоким поцелуем в его рот, чтобы через несколько сильных толчков почувствовать, как внутри меня разливается горячее тепло, как доказательство нашего взаимного удовольствия.
Мы обнимали друг друга, наслаждаясь ощущением приятной тяжести, разливающейся по телу. Отстранившись немного, Хартман коснулся мои губ, разомкнул их большим пальцем, за что получил в ответ шутливый укус.
— Это стоило того, чтобы ждать…
А эта улыбка стоит награды!
Я медленно склонялась к губам искусителя, но замерла в паре миллиметров, услышав:
— Не принимай таблетки, Флер, — не сразу поняла, о чем говорит вдруг охрипший голос фетроя. — Я хочу от тебя ребенка.
Дальше в сознании остались какие-то обрывки эмоций и картинок.
Ребенок.
Взгляд перепуганного мальчишки на полигоне…
Тан и Альби, которых у меня забирают навсегда…
Лицо довольной Зейды, что смеется надо мной, а рядом с ней Харви.
Ребенок!
Ощущение теплой кожи дверной ручки.
Ветер. Почему-то холодно.
За мной бегут. Рейгверд. Сумочку вернул.
Люди, лица, тычки, смех, осуждающие и сочувствующие взгляды…