Тайна Кутузовского проспекта

Но письмо не давалось; он привык работать с секретарями, помощниками и консультантами, которые писали тексты выступлений и записок. Он научился легко забывать литераторов, сочинявших для него сюжеты романов и сценариев, считая, что пахнущая ледерином обложка с его именем на корешке создана им самим. Он поэтому растерялся, ощутив свое бессилие выразить то, что рвало сердце и мозг, и снова тяжкая, словно мокрое ватное одеяло, тоска навалилась на него, и он уехал за город, а потом попросился в Барвиху, на лечение, полагая, что там сможет закончить свое письмо-обвинение…

Но его снова и снова вызывал Суслов, и безжалостно-требовательно глядели в его переносье голубые глаза Андропова, и ощущалась пустота окрест – с каждым днем все более зловещая. И он понял тогда, что только-только начавшаяся жизнь катится в тартарары.

Чем чаще Семен Кузьмич просыпался среди ночи – снотворное не действовало уже, – тем явственнее он понимал, что работы по коррупции, против тех людей, имена которых то там то здесь проскакивали в соседстве с неприкасаемыми, да и не только с ними, невозможна, ибо приведет к непредсказуемым последствиям, когда надо будет называть черное – черным и принимать решения, а разве это возможно?!

Кому верить, в ужасе думал он; кому открыть сердце, у кого спросить совета?! Нет кругом людей, пустыня; затаенная, ледяная, окаянно-душная, с низкой черно-дымной хмарью, в которой роятся враги, давно уже алчущие броситься на спину, распластать на ледяной изморози и найти острыми резцами слабенькую синеву сонной артерии…

Каждое утро он поднимался с бессонной барвихинской кровати разбитым, ожидая очередного звонка Суслова: «Что у вас нового по делу Федоровой? Что с Буряцей? Есть ли информация о том, где находится истинный штаб по фабрикации гнусных слухов о семье того, кто так дорог советскому народу?

Ну что, что отвечать этому страшному человеку, что?!

6

Генерал-лейтенант в отставке, Герой Советского Союза Строилов, удостоенный этого звания в сорок третьем, после ранения, медленно поднялся с кушетки навстречу сыну и Костенко, тяжело оперся на массивную палку (как он ее только в руках держит, он же ее легче, пушинка, в чем только душа держится) и, сделав качающийся шаг к столу, кивнул на массивные стулья:

– Прошу…

Усаживался он осторожно, как бы по частям, – сначала завел одну ногу, потом, уцепившись длинными (точно как у сына) пальцами за краешек стола, медленно опустил торс, после этого подтащил рукою левую ногу, а уж затем откинулся на спинку, сделавшись величественным и отстраненно-недоступным.

– Знакомься, папа, это…

Генерал чуть досадливо перебил его:

– Присаживайтесь, Владислав Романович… Имя мое вы знаете, отчество Иванович, рад, что откликнулись на просьбу заехать… Не взыщите, что не тяну вам длань, верен нашему революционному изначалию: «рукопожатие отменено»…

– Почему, кстати? – поинтересовался Костенко, усаживаясь напротив генерала.

– Думаю, профилактика тифа. Этическая подоплека – если она была – мне неизвестна. Я ж из своей деревни Мирославлево – прямиком в Смольный…

Строилов-младший улыбнулся:

– Отцу понравился анекдот про двух англичан: один спрашивает: «Джон, вот ты рафинированный, истинный интеллигент, скажи, как и мне стать таким же?» – «Надо закончить Оксфорд». – «Я закончил!» – «Не тебе – дедушке!»

– Это не просто анекдот, – заметил генерал. – Это притча, а в любой притче сокрыто Библейское. Слава Богу, мой отец был справным мужиком, церковной книге был прилежен, чему и нас, детей, наставлял… Андрюша, не сочти за труд, сделай кофе… Вы голодны, Владислав Романович?

– Нет, благодарю.

– Глядите, – генерал усмехнулся. – Я, как ветеран, прикреплен к гастроному, в дни праздников отоваривают копченой колбасой, гречневой крупой и финскими плавлеными сырками…

– Спасибо, – повторил Костенко, – я, честно говоря, сижу как на иголках, у нас ЧП, нашли преступника, надо начинать дело…

– Понимаю… Постараюсь быть кратким… Я увидал у сына робот человека, которого вы ищете… Это мой следователь Сорокин. Он человек страшный, потому что в нем совмещены ум, садизм, сила и сентиментальность.

– Но ведь он мертв… Так мне сказал Бакаренко, так считают в ЧК…

– Это он, – повторил генерал. – В таком не ошибаются.

Костенко сразу же полез за сигаретами, генерал покачал головой:

– Единственная просьба: если можете не курить хоть полчаса – удержитесь, пожалуйста. Я вас более чем на тридцать минут не задержу… Некоторые психологические штрихи к портрету палача помогут вам нарисовать образ преступника…

– Да, да, конечно, – сказал Костенко. – Если станет невмоготу, выйду на лестничную площадку, там покурю.