Тайна Кутузовского проспекта

– Ой, да что вы! У них и раньше-то, в хорошие времена, когда Сталин был живой, царствие ему небесное, как кого из ихних в подъезде заберут, так они в упор не замечали жену или там детей, наскрозь них смотрели… Так теперь не умеют, опаскудел народ, бессильные все… Почему порядок был? Потому что в каждом был страх! Разве можно без страха жить?! Только страх совесть и хранит… Э, верни Либачева с моим-то, дай им на недельку воли, все б наладилось! И в магазинах было б полным-полно товару! И болтать бы приутихли! И депутатов этих самых в Сибирь бы – заводы строить!

– Думаете, если депутатов сослать – вмиг бы еда появилась?

– А то?! Раньше поди слово скажи! Вмиг захомутали б! Ну и работали поэтому!

– Ну а с артистами как быть? С писателями? Говорят да пишут.

– Так от них вся беда! Еврей-то этот… как его? Жванецкий… Со сцены над нами глумится, а зрители хохочут и хлопают…

– Сорокин вам про Зою Федорову ничего не говорил?

– Как не говорил?! Еще как говорил! Признался, что влюбленный был в нее, когда холостяковал… В нее все мужики были втюренные… Уж так ее любил, так восхищался, даже карточку ее на стене держал, клеем прилепил, потом ножом сдирал, следы остались, обоев-то не было тогда, композитором каким-то заклеили, Будашкиным вроде б…

– А чего же он ее содрал?

– Сказал «так надо». Вопросы ему задавать нельзя, государственная тайна… «Надо» – значит, «надо»… Потом-то уж люди говорили, что она и не Федорова была на самом деле, а какая-то американка, подменили вроде ее, операцию на лице сделали, чтоб сподобней шпионить… Ее ж и убили за то, что на американца шпионила… Кара все одно настигнет, куда б от нее ни прятался…

– Считаете, что и после тюрьмы шпионила?

– А они все, кого Никита повыпускал, шпионили… Обида их грызла, ну и будоражили народ… Не, я верно говорю, без хлыста с нами не управиться, нам строгость нужна, иначе дом по кирпичикам разберем…

… Сестра Сорокина – звали ее Нинель Дмитриевна – оказалась двоюродной, однако брата своего любила очень и гордилась им нескрываемо:

– Зорге Звезду дали, Николаю Кузнецову тоже, а Женю нашего обошли… Он же в тылу врага работал, был грозой гитлеровцев, и взяли его по ложному доносу, никогда и никого он не сажал… И убили его от страха, что он добьется правды…

– Как убили? – Костенко удивился. – Кто?

– Из лагеря письмо пришло, там все было написано: власовская банда его извела… Милка, его жена, от него отказалась, заявление против него отправила, а все его письма – он сначала ей писал – мне переправляла… Я ему только ответила, а тут похоронка…

– Это когда ж случилось?

– При Брежневе уже… Тогда и Либачев освободился, заглянул ко мне, чайку попили…

– Симпатичный был человек?

– Страшный он был, – ответила Нинель Дмитриевна убежденно. – Но я его в этом не виню, его таким сделали… Сейчас их всех костят почем зря, а в чем их вина? Что присяге были преданы? Приказ старшего выполняли? Честно служили партии? Вот пусть партию и обвиняют, она их такими сделала, поди не выполни приказ – это ж преступление! И тогда так было, и сейчас так… Только тогда кричали «Ура, Сталин!», а сейчас «Долой Сталина!», вот и вся разница… Корень не тронули, корень жив…

– А от кого вы узнали, что ваш брат был разведчиком вроде Зорге?

– Милка говорила… Когда она еще его агентом была… Он ведь жениться на ней и не думал… А она его брюхом прижала, мол, понесла от тебя… А она бесплодная, потому что нелеченой венерикой переболела… Я раз увидела у Белорусского мужчину – ну Женя, и все тут! Я за ним… А он не один, с дамой в манто, вроде иностранки, красотка, только больно уж худенькая… Я уж крикнуть наладилась: «Женечка, дорогой» – а он как сквозь землю провалился.

– Это где ж было?

– А как от Белорусского вокзала к Дому кино идти… В костюмчике шел сером, седой, поджарый, точно как иностранец… Я тогда и решила – может, его для хитрости в лагерь посадили? А на самом деле к другой работе приставили… Я там два раза его видала, только второй раз из маршрутного такси…

– Давно?

– А нет… С год тому как…

– Тоже в сереньком костюмчике и в ботиночках с золотыми пряжками, да?

– Неужто он?! Вы знаете его, что ль?

– Нинель Дмитриевна, мне сдается, что под Евгения Сорокина другой человек работает… Только поэтому я к вам и зашел. Та женщина что с ним шла какая была из себя?

– А зачем она вам? Что-то уж больно я разговорилась…

Костенко усмехнулся:

– Теперь не страшно. У вас, кстати, похоронка на брата где?

– Да я ж три раза комнату обменяла! Разве бумажка при таких переселениях сохранится? И потом, даже если б я начала за льготы хлопотать, мне б так и так отказали – только родителям дают, детям да женам… А Милка его мать отравила. Чего ж мне хранить-то? Смысла нет… Ну а та женщина, что с ним шла, была вертлявенькая, рыжулька, по земле как летала и ножки, словно балеринка, ставила – шлеп-шлеп…

… Сын полковника Либачева, кандидат технических наук Револт Федорович, назначил Костенко встречу во время обеденного перерыва у себя в институте. Выслушав вопрос, кивнул:

– Понимаю… Вами, конечно, движет не праздный интерес?