Казалось бы, скандал был погашен, но, тем не менее, Брежнев по-прежнему не принимал Щелокова, хотя тот нажал на следователей, и статья, по которой Буряца был взят КГБ и Прокуратурой, была заменена на другую, значительно более легкую…
А перемещение Андропова вверх означало, что он теперь обязан курировать не только идеологию, но и внешнюю политику, – то есть своих прежних коллег по триумвирату, Громыко и Устинова; разделяй и властвуй; в Кремле они теперь сидели поврозь – Громыко и Устинов, как всегда, вместе, Андропов – возле спящего Брежнева и бойкого Черненко; ЧК, таким образом, от борьбы с коррупцией была устранена; на этот раз пронесло…)
Борьба за власть входила в решающую фазу, и, ясно, победить в этой борьбе обязаны Черненко или Гришин, но никак не Андропов, –
… Хренков, он же Витман, он же Сорокин, узнал об этом через вновь налаженные связи: ниточки-то высоко тянулись, вокруг
13
– Полагаете, что я должен отвечать на ваш вопрос? – Костенко закурил, не спуская глаз со Строилова. – Это что-то новое в сыске… Раньше каждый из нас имел право не называть своих источников информации…
– Вы и сейчас обладаете таким правом, Владислав Романович, – ответил капитан. – Тем более, вы не состоите в штате… Речь идет о другом… Варенов исчез…
– То есть? Убили, что ль?
– Нет…
– Входили в квартиру?
– Нет. В квартиру пока не входили, чтобы не засветить… Но на телефонные звонки он не отвечал – ни утром, ни днем, в квартире царит полнейшая тишина, из
– Через чердак могли попасть!
Строилов кивнул, посмотрев при этом на своих молодых коллег:
– Именно эту возможность мы и просчитали… На чердаке обнаружили следы, ночные следы, которые вели от подъезда Варенова к тому, где есть выход во двор, к продуктовому магазину… Нашли его пальцы на люке, который ведет именно в тот подъезд, следы совершенно свежие, идентифицированы. Значит, он
– Знаете что, – задумчиво сказал Костенко, обращаясь к сыщикам, – я бы просил вас оставить меня – на пару минут – наедине с руководителем группы.
– Пожалуйста, не сердитесь, друзья, – сказал Строилов, посмотрев на Костенко с некоторым удивлением; дождавшись, пока все вышли, заметил: – Верные же ребята, Владислав Романович… Зачем вы их так?
– Только затем, что не хочу вас подводить под монастырь… Вы б меня лучше отчислили, капитан, пойдет на пользу дела, право… Я установил адрес Хрена так, как считал нужным, единственный шанс… Вы бы пошли за Дэйвидом, считая, что он вас выведет на Сорокина… Я тоже допускал такое вероятие, но мне хотелось исключить малейшую возможность провала – мы имеем дело с профессионалом… Если станет известно, к а к ваш консультант получил информацию о квартире Сорокина, – с вас сорвут погоны…
– Пусть. Главное, что меня интересует: Варенов жив?
– Был – во всяком случае… Уйти мне из вашей группы надо потому еще, что я хочу задействовать связи моих друзей… И не здесь, а в Нью-Йорке… Вы понимаете, что вам и вашим сотрудникам – а я им, хоть и внештатно, пока что являюсь – надо согласовывать такую операцию. И не дни на это уйдут, а недели.
– Я готов поручить вам отладить такую связь… Я не боюсь ответственности… Заканчиваю докторскую, так что – в случае чего – найду работу юрисконсульта…
– Вы умеете играть, как оперативник старой школы…
– Не люблю слово «оперативник»… Предпочитаю – «сыщик», традиционно и в десятку.
– Верите людям, Строилов? Капитан откинулся на спинку стула:
– Скорее «нет», чем «да».
– А вот я, старый дурак, верил.
– Вы не были сыном репрессированного, Владислав Романович… А я это с детского дома помню… Не со школы или университета, а именно с детского дома… Постарайтесь меня понять.
– Понял… Мне верите?
– Да. Другое дело – вы не очень-то верите мне.
– В чем-то – нет.
– Почему? Я дал какие-то основания?
– Пожалуй, что нет… Просто я привык к постоянным подножкам начальства… А вы мой начальник…
– Улика весьма чувственна, – усмехнулся Строилов. – Женственная, сказал бы я.
– У вас детский дом, у меня опыт тридцатипятилетней работы в системе: мы ж все друг друга харчим, закладываем, подставляем… При генетически общинно-коллективистской традиции на практике мы злющие индивидуалисты, разобщены, словно гиены: все друг дружке враги, глотку готовы перегрызть по любому поводу…
– Жизнь трудная, Владислав Романович… Бытие определяет сознание… В очередях люди научились ненавидеть друг друга, особенно тех, кто стоит впереди…