Мы с Томом были привязаны к центральным опорам шатра прочными кожаными веревками, коих не могли бы так просто разорвать или развязать. Некоторую свободу передвижения они оставляли, но небольшую. Впрочем, мы в любом случае никуда уходить не спешили. Том почти все время лежал ничком на застеленной тряпьем земле, по мере возможности оберегая обожженную кожу, но, несмотря на все его старания, часть волдырей полопалась. Всякий раз, как мне давали воды, я оставляла часть, чтобы промыть его ожоги в надежде избежать заражения. По шатру мне приходилось ползать на четвереньках, подняв ступни в воздух, дабы ни обо что не оцарапаться. Но и это было возможно только в то недолгое время, когда мы с Томом оставались наедине: в ахиатском обществе показанная кому-либо пятка считается ужасным оскорблением, и в первый раз, едва подняв подошвы ног, дабы не повредить их, я тут же навлекла на себя карающий удар Брата. Это едва не привело к катастрофе. Том, бросившийся мне на помощь, тоже получил удар, а я рухнула наземь, бормоча извинения на смеси ахиатского с ширландским, и урок сей запомнила крепко.
С самого начала мне удалось одержать одну, пусть небольшую, победу. Похитители выволокли меня из палатки в одной лишь ночной рубашке, и я не могла забыть об этом обстоятельстве ни на минуту. Оказавшись в шатре Похитителя, я додумалась вот до какой тактики. Сжавшись в комок под одним из ковров, я принялась во весь голос требовать, чтобы меня надлежащим образом укрыли от взоров всех этих посторонних мужчин. В скором времени Жена приняла мою сторону: по данному пункту мы с ней сумели достичь единства. Конечно, я вспоминаю эту женщину без малейших симпатий и сомневаюсь, что она подняла голос в мою защиту, желая мне благополучия, однако я очень благодарна ей за сию, пусть невеликую, поддержку, какие бы побуждения ею ни руководили.
Таким образом, я получила приличную одежду, и головной платок, и даже пояс – Жена швырнула его мне с комментарием, коего я дословно понять не смогла, но тон явно подразумевал, что женщина, расхаживающая неподпоясанной, может навлечь на себя любые непотребства. Вещи были порядком поношены и не слишком чисты, однако ценности трофеев это ничуть не умаляло.
Представился нам и случай несколько отдохнуть от мер, предпринятых похитителями, дабы помешать нашему бегству. На следующий же день бану сафр свернули стойбище, направляясь к нетронутым пастбищам. Нас с Томом посадили в паланкин на спине одного из верблюдов и плотно задернули занавеси. Посему мы не видели, куда направляемся, и не могли быть замечены разведчиками, случись они поблизости, но также оказались укрыты от солнца. Да, внутри тут же сделалось душно, однако альтернативный вариант мог бы погубить Тома в считаные часы.
До новых пастбищ добирались два дня. Том полагал, что бану сафр заметают следы, чтоб помешать нашим друзьям отыскать нас. К этому времени у меня не осталось никаких сомнений: нас везут совсем не туда, куда увели краденых верблюдов. Пожалуй, бану сафр действительно устроили тот, первый набег лишь для отвода глаз, а истинной их целью были мы. Но кого же они дожидались?
Что ж, если побег невозможен, я хотя бы смогу получить ответ на этот вопрос.
Бегство представлялось делом в лучшем случае нелегким, и с дурно спланированной попыткой я спешить не хотела – из опасений лишь ухудшить положение. Острых предметов, которыми можно разрезать привязь, возле нас с Томом не оставляли. И даже в случае успешного освобождения от уз нам предстояло бы еще покинуть палатку никем не замеченными, либо без шума одолеть надсмотрщиков, после чего – украсть пару верблюдов (конечно, мы могли бы ехать и на одном, как по дороге сюда, но от этого животное быстро устанет, и преследователям будет легче настичь нас). В голову приходили грандиозные замыслы – к примеру, вспугнуть верблюдов, чтобы все стадо в панике ринулось прочь, вынудив бану сафр выбирать между пленниками и основным источником пропитания. Однако склонны ли испуганные верблюды бежать, не разбирая дороги, а если и да, то как вспугнуть целое стадо разом?
В поисках слабых мест, коими можно воспользоваться, я мало-помалу начала примечать кое-какие странности. Взять хоть ковры, устилавшие пол шатра – явно совсем новые: не испачканы, ворс не вытерся, узоры ничуть не поблекли. А посуда? Жена готовила пищу в медных котелках без единой царапины или щербинки, свойственных старой кухонной утвари. А множество золотых украшений? Дешевка, что было ясно даже мне, однако Жена весьма ими гордилась, и во время переезда на новые пастбища я видела, как она демонстрирует их другой женщине – причем в той самой манере, в коей обычно хвастают новыми приобретениями.