В гостиной никого, кроме них, не было. Сэр Майкл уехал верхом, госпожа была в своих комнатах, а бедный сэр Гарри Тауэрс мерил шагами липовую аллею, сквозь голые ветви которой пробивалось холодное зимнее солнце.
— Моя бедная маленькая Алисия, — нежно начал Роберт, обращаясь к ней, как к капризному ребенку, — вы полагаете, что если человек не строит кислую физиономию, не делает пробора не на той стороне и не ведет себя как сумасшедший, пытаясь доказать силу своей страсти, вы полагаете, Алисия Одли, что этот человек не может быть чувствительным к достоинствам маленькой, добросердечной нежной девушки? В жизни много трудностей, и нужно спокойно и покорно принимать то, что она посылает. Я не кричу на каждом перекрестке, что могу достать хорошие сигары за углом Ченсери-Лейн и что моя кузина — чудесная девушка, но я не менее других благодарен судьбе за это.
Алисия широко раскрыла свои серые глаза и изумленно смотрела на своего кузена. Роберт взял на руки самого страшного и тощего из своих барбосов и безмятежно почесывал его за ушами.
— Это все, что вы можете мне сказать, Роберт? — кротко спросила Алисия.
— Ну, думаю, что да, — ответил ее кузен, немного поразмыслив. — Я хотел сказать вам следующее — не выходите за этого баронета-охотника за лисами, если кто-то другой вам нравится больше, поскольку если вы только наберетесь терпения и будете спокойно относиться к жизни, избавитесь от привычки хлопать дверями, врываться в комнаты и вылетать из них пулей, говорить о конюшнях и скакать верхом по полям, то, без сомнения, человек, которому вы отдаете предпочтение, будет вам прекрасным мужем.
— Благодарю вас, кузен, — ответила мисс Одли, покраснев от негодования до корней своих темных вьющихся волос, — но так как вы можете не знать человека, которому я отдаю предпочтение, я думаю, вам лучше не отвечать за него.
Несколько мгновений Роберт задумчиво теребил уши собаки.
— Да, конечно, — медленно произнес он, — если я не знаю его — но я думал, что знаю.
— Знаете ли вы! — воскликнула Алисия, и с такой силой рванув дверь, что ее кузен вздрогнул, она вылетела из комнаты.
— Я только сказал, мне казалось, что я знаю его! — крикнул Роберт ей вслед и затем, упав в кресло, задумчиво прошептал: — Такая хорошая девушка, но если бы только она не носилась, как угорелая!
Итак, удрученный и мрачный, бедный сэр Гарри Тауэрс покинул Одли-Корт.
Мало удовольствия доставляло ему возвращение в величественный особняк, спрятавшийся среди тенистых дубов и почтенных буковых деревьев. Большому дому из красного кирпича, окна которого светились в конце аллеи, суждено навеки быть пустым, думал он, пока Алисия не станет его хозяйкой.
Сотни улучшений, которые он планировал, были теперь бесполезны и вылетели из его головы. Охотничья лошадь, которую конюх Джим объезжал для будущей госпожи; два щенка пойнтера, которые воспитывались для следующего охотничьего сезона; беседка в саду, пустующая со времен смерти матери, которую он хотел реставрировать для мисс Одли, — все это было ни к чему теперь и только вызывало раздражение.
— Что толку от богатства, если не с кем разделить его? — размышлял вслух юный баронет. — Только становишься эгоистом и привыкаешь пить слишком много портвейна. Трудно примириться с мыслью, что девушка может отказаться от преданного сердца и таких конюшен, как в нашем парке. Это как-то выбивает из колеи.
Действительно, этот неожиданный отказ привел в расстройство те немногие мысли, что были в голове юного баронета.
Он был отчаянно влюблен в Алисию со времени последнего охотничьего сезона, когда он встретил ее на балу. Его страсть, которую он лелеял все долгое лето, вспыхнула с новой силой в эти зимние месяцы, и только робость удерживала его от предложения своей руки. Но он совсем не ожидал, что ему откажут, так как успел привыкнуть к заискиванию мамаш, у которых были дочки на выданье, да и у самих дочек он пользовался успехом; он так привык чувствовать себя героем любого общества, что, хотя в присутствии самых остроумных людей он мог только сказать: «Ба, наверняка!» и «Ей-богу!» — он был настолько испорчен лестью, которую источали ему хорошенькие лукавые глазки, что совсем не будучи от природы тщеславным, он все же привык думать, что стоит ему только сделать предложение самой хорошенькой девушке в Эссексе, как оно будет немедленно принято.
— Да, — благодушно говорил он какой-нибудь восхищенной спутнице, — я знаю, что я — неплохая партия, и знаю, почему девушки так учтивы со мной. Они очень хорошенькие и дружелюбные, но мне нет до них дела. Как они все похожи — могут только опускать глаза и говорить: «Сэр Гарри, почему вы называете эту кудрявую черную собачку ретривером?», или «О, сэр Гарри, неужели бедная кобыла действительно растянула себе связки?». Я и сам не блещу большим умом, знаю, — осуждающе добавлял баронет, — и мне не нужна чересчур умная женщина, которая пишет книги и носит зеленые очки, но, черт возьми, мне нравятся девушки, которые знают, о чем говорят.