Тайна лотоса

«В этот раз Нен-Нуфер не пришлось брать в руки тростниковую палочку. Пентаур попросил её удалиться. Только далеко от башни она не ушла, хотя и не ждала, что её призовут обратно. Просто в храме не осталось уголка, где бы на неё не смотрели с осуждением. Она презрела заветы Маат и впустила в сердце злобу — обиженные танцовщицы разнесли по всему храму весть о сломанной флейте, и разбилась в их устах она вовсе не о камни и вовсе не от руки старшей из девушек. Они не оговаривали её, они уже свято уверовали в свою правду. Нен-Нуфер уселась на то же место, откуда прежде караулила Амени, оставаясь для стражника незамеченной. Уходя от Пентаура, старик не увидит её. Сейчас она не желала говорить с верховным жрецом — она боялась, оправдываясь, выдать царевича. И возможное продолжение разговора с Пентауром страшило её даже сильнее новой лжи.

Ожерелье вновь лежало в ларце вместе с кольцом Амени, и потому Нен-Нуфер легко спрятала в ладонь фигурку Исиды — царевич Райя впустил в её жизнь ложь, и та пустила глубокие корни, которые сумели раскачать даже крепкие стены храма — теперь все, все вокруг лгут и требуют от неё хранить в тайне чужие секреты, даже секреты самого фараона!

Нен-Нуфер жалась в тень, желая превратиться в крохотного скарабея. Люди проходили мимо и действительно не замечали её или не желали видеть. Но маленький ученик отыскал её и здесь. Ей подумалось, что он остался единственным, кто продолжает видеть в ней доброго друга. Все остальные рассмотрели в ней нечто новое, тайное, скрытое от её понимания.

Мальчик с поклоном протянул ей дощечку и цветок лотоса. Глаза Нен-Нуфер наполнились слезами — сердце сжала тоска по царевичу, о котором станет напоминать теперь каждый цветок. Однако она сумела сдержать слёзы, и когда Пентаур остановился над ними, то увидел лишь обычный урок. Их глаза встретились, и каждый вспомнил, как когда-то они так же старательно делили друг с другом глиняную табличку. Когда? Слишком давно. Сейчас он предложил разделить с ним жизнь. Мальчик вскочил, поклонился жрецу и убежал.

— Я хочу говорить с тобой, Нен-Нуфер.

Он не протянул руки. Вокруг слишком много глаз и ушей и, как она успела убедиться, злых языков. Она поднимется за ним в башню. Никто не посмеет поставить ей в укор желание видеть воспитателя. Хотя желания не было. Ей владел трепет ожидания и страх вновь услышать из его уст признание.

— Амени прервал наш разговор, и ты не успела ответить мне.

Его руки вновь лежали на её запястьях, а она, как и с царевичем, не в силах была отвести взгляд от золотых браслетов.

— Его Святейшество простил тебя, Пентаур, — сказала она с опущенными глазами. — Тебе не стоит тревожиться о своём будущем.

— Моё будущее — это ты. Я так решил, — Его пальцы впились ей в кожу. Пентаур желал видеть её глаза. — Великая Река подарила мне тебя, и она же унесёт нас отсюда, чтобы дать новую жизнь. Я стану лучшим врачом в Фивах, и не будет и дня, чтобы ты пожалела, что стала мне женой. Почему ты молчишь?

Нен-Нуфер глядела в глаза воспитателя, едва тронутые краской, а видела на их месте глаза царевича, где толстые чёрные линии дали путь слезе.

— Ты отдал себя Пта, а я отдала себя Хатор — другого пути нет!

Она вырвала руки, но он поймал её плечи, не позволив убежать.

— Ты никому себя не отдала. Тирия не знает даже твоего имени. Великая Река отдала тебя мне, и только это правда и ничего больше! Только это…

Его голос становился тише, глаза ближе, но Нен-Нуфер сумела вывернуться, когда почти почувствовала его губы на своих. Ступеньки мелькали под ногами, и только Великие Боги не позволили ей упасть. Она бежала к воротам, за ворота, в городскую пыль, не разбирая дороги. Если бы сейчас на неё понеслась колесница, она бы не заметила её. Но она заметила пальму и прижалась к стволу. Сердце разрывало грудь, слёзы смывали краску, но сдерживать себя больше не было сил. Но рыдала она тихо, чтобы никто не вздумал подойти и утешить. Утешение она отыщет лишь в храме Хатор. Великая Богиня ужаснулась бы, отдай она себя царевичу, но гневу её не будет предела, уведи она на своё ложе жреца Пта. Возможно, старая рабыня права, и Пентаур обезумел… Она должна говорить с Амени и просить себе в провожатые того, кто не презрит волю Богов.

Нен-Нуфер обернулась к храму, страшась увидеть Пентаура, но жрец не побежал за ней. Возможно, Великий Пта уже вразумил его.

— Что ты делаешь за воротами, Нен-Нуфер?

Это вновь был отец мальчика, и она вцепилась ему в руки, словно хотела, чтобы тот вытащил её из бурной Реки.

— Возьми меня к себе сегодня. Я не могу вернуться в храм. Все судачат обо мне.

Стражник замолчал, и Нен-Нуфер затаила дыхание, дожидаясь ответа.

— Что скажет на это Амени?

— Я сама поговорю с ним после. Позволь мне идти с тобой!

— Это долгий путь.

— Я не боюсь дороги.

И они пошли. Рядом. Молча. Лишь когда вдали замаячили соломенные крыши рыбацкого посёлка, Нен-Нуфер заговорила про его сына и про то, что мальчик теперь не только сравнялся с другими, но и опережает их… Когда-то так говорили про Пентаура. Когда-то он считал жреческий сан и знания превыше всего.