Тайна мертвой царевны

– Ната, садись в пролетку! – Голос Верховцева заставил ее очнуться.

Ох, она так задумалась, что даже не заметила, как они подошли к ряду извозчиков, уныло, безнадежно ждущих седоков. Конопатый, словно рыжей краской обрызганный мужичок радостно суетился, помогая Елизавете Ивановне подняться в повозку, стоящую первой в очереди, укладывая вещи.

– Куда мы едем? – спросила Ната.

– В Троицкую улицу, – сказал Петр Константинович, вскакивая в повозку. – Погоняй, голубчик!

Лошадка имела такой заморенный вид, что погонять ее ни у кого рука бы не поднялась. Потащились по Тверской до Садовой-Триумфальной, потом по Садовому кольцу до Самотечной площади.

На въезде в Троицкую улицу Петр Константинович велел остановиться у обшарпанного, как и все в Москве, доходного дома, расплатился, отказался от предложения извозчика помочь с вещами и повел женщин к парадному.

Однако на полпути остановился, оглянулся, убедился, что извозчик, которому повезло найти нового седока, гонит куда-то вдаль по Самотечной улице, и с виноватой улыбкой взглянул на жену и Нату:

– Милые дамы, приготовьтесь еще немного пройтись пешком. Не столь далеко, уверяю вас! Всего лишь в Сухарев переулок.

– Куда?! – в один измученный голос воскликнули Елизавета Ивановна и Ната.

– Не столь далеко, – уже без улыбки, с нажимом, повторил Верховцев. – В Сухарев переулок. Там мы будем жить. И ждать, когда появится господин Иванов.

– Но как же он узнает, где нас искать? – всплеснула руками Елизавета Ивановна. – Он ведь знает только о Рите.

– Я оставил кое-какой намек, понять который он сможет, – загадочно сказал Верховцев. – Надеюсь, его кроме господина Иванова не поймет никто, и наши преследователи, если они есть, пойдут по ложному следу. Так что прошу вас – вперед! Нас интересует дом номер восемнадцать.

– Ах, восемнадцать! – протянула Елизавета Ивановна. – Я и забыла о нем!

– Неужто забыла? – усмехнулся Верховцев, глядя на жену с любовью.

Некогда в доме номер 18, принадлежавшем Николаю Матвеевичу Эйгелю, располагалась одна из конспиративных квартир московского подразделения Отдельного жандармского корпуса. Именно здесь когда-то Верховцев познакомился с молоденькой агенткой Елизаветой Буториной.

Они приостановились, переглянувшись, вспоминая прошлое, а Ната, у которой при упоминании о господине Иванове прибавилось сил, решила, что ее приемные родители устали, и даже попыталась забрать вещи у Елизаветы Ивановны.

Та засмеялась лукаво:

– Что это ты так развеселилась, девочка моя?

– Просто погода хорошая, – застенчиво сказала Ната. – Москва мне нравится. Улица красивая.

Да уж, красота вокруг стояла просто изумительная!

Дома, некоторые побольше, поновее, каменные, некоторые деревянные, двух– и одноэтажные выглядели одинаково пыльными, обшарпанными. Грязные, кое-где выбитые стекла, покосившиеся заборы, кое-где выщербленные пулями (кажется, нет в Москве улиц и даже переулков, в которых не шли бы в прошлом году бои!), мостовая с пляшущим булыжником, корявые деревья, на которых кое-где дрожат последние, чудом задержавшиеся листочки, редкие прохожие спешат, втягивая головы в плечи и опасливо косясь по сторонам. Кое-где из подвальных окошек выглядывают какие-то подозрительные рожи, которые жадными взглядами провожают людей – хорошо одетых, нагруженных вещами. Две особы женского пола с опухшими лицами, в безрукавых рубахах, несмотря на стужу, высунулись было в окно, поводя плечами и тряся полуобнаженными грудями, заигрывая взглядами с Верховцевым, однако увидели Елизавету Ивановну и Нату и с разочарованным смехом захлопнули окно.

В одной калитке показался какой-то оборванец, замер вроде бы с безразличным видом, однако глаза его так и шарили по чемоданам и саквояжам.

Безногий на каталке выехал из подворотни, смерил мрачным взглядом Верховцева и женщин…

Про такие взгляды говорят: «Словно мерку для гроба снимает!»

Верховцев передал один чемодан жене, вытащил из кармана пальто револьвер.

Каталка безногого канула обратно в подворотню. Рожи попрятались в подвальных окошках. Оборванец шмыгнул в калитку и заботливо прикрыл ее за собой.

– Ну, в Грачевке всегда было нечисто, ты помнишь, – пожала плечами Елизавета Ивановна. – Поодиночке лучше не ходить! Надеюсь, мы здесь долго не задержимся.

– Да уж, это последнее место, которое я бы выбрал, если бы не было здесь надежного адреса, – согласился Верховцев. – Под крылышком у добрейшего Николая Матвеевича пересидим.

Он осекся, остановился, пробормотав проклятие. Елизавета Ивановна тоже замерла, с ужасом глядя вперед. Ната вскрикнула, только сейчас заметив, что посреди домишек зияет, словно рана, обагренная черной запекшейся кровью, провал. Обугленные развалины!

Все трое подошли к нему вплотную, словно завороженные этой страшной картиной.

– Это наш дом, – пробормотала Елизавета Ивановна. – Дом Николая Матвеевича! Какой ужас! Что могло случиться?!

– Пожар был, – хрипло проговорил Верховцев. – Пойдемте отсюда. Поскорей.

– Петя, подожди, – чуть не плача, взмолилась Елизавета Ивановна. – Я смертельно устала, Ната тоже еле идет. Куда мы теперь?!