Тайна мецената

Стало быть, вересковая трубка. Значит, Игорь Леонидович — человек очень аккуратный и бережливый. Трубка очень хрупкая и капризная, а так как Трубнов курит ее давно и она не имеет горьковатого запаха, значит, ухаживает он за трубкой очень тщательно, чистит ее регулярно. И наверняка, прежде чем раскуривать, тщательно изучил всю информацию касательно вересковых трубок. Значит, он весьма хороший адвокат — иногда отношение к мелочам очень точно характеризует человека. Если Трубнов так заботится о целости и сохранности своей трубки, то наверняка внимательно относится к делам своих клиентов. Мундштук гладкий, без намека на царапинки, чистый и не перепачканный. Делаем вывод — Трубнов курит трубку не для того, чтобы расслабиться, а, напротив, чтобы сосредоточиться. Если бы он брал ее с собой на увеселительные мероприятия вроде вечеринок, наверняка на мундштуке имелись бы трещинки и царапинки — если человек выпьет спиртного, он уже не будет столь аккуратен в обращении с трубкой. И во время занятий живописью Трубнов не курит — иначе на трубке были бы хотя бы микроскопические следы краски. Итого, можно сделать вывод: адвокат — человек здравомыслящий, возможно, педантичный, не склонный к импульсивным поступкам. А учитывая тот факт, что сигаретам он предпочитает более древнее изобретение, можно посчитать, что и запонками он пользуется. И если это он украл картину, то сделал это расчетливо, тщательно подготовившись к преступлению.

Завершив свое небольшое исследование, я положила трубку на место. Порой пользуюсь методом Шерлока Холмса, устанавливая по вещи характер ее владельца. Может, получается и не столь виртуозно, как у великого сыщика, однако зачастую мои предположения оправдываются. Не хочу казаться заумной выскочкой, поэтому о своих умозаключениях никому не рассказываю — предпочитаю сама потом находить доказательства своих догадок и гордиться собственной логикой и сообразительностью.

— Мне о вас рассказывал Вольдемар Огородников, — начала я нашу беседу. — Он отзывался о вас как о своем талантливом ученике, поэтому я и решила взять у вас небольшое интервью. Скажите, как давно вы знакомы с нынешним председателем Союза художников?

— Да лет пять где-то, если не больше, — пожал плечами Трубнов. — Мы с ним крепко сдружились, познакомились на одной выставке современных картин. Я тогда просто интересовался живописью как искусством, изучал, так сказать, теорию. Ну, про жизнь художников, их биографии любил почитать. Собственно, и художественные книги тоже, несмотря на то что я предпочитаю научную литературу. Но есть произведения, заслуживающие внимания: та же самая «Жажда жизни» Ирвина Стоуна, «Луна и грош» Сомерсета Моэма… Конечно, нельзя ожидать от художественной литературы точного следования фактам, зато жизнь этих людей она описывает превосходно.

— И вы, как я понимаю, разговорились с Огородниковым, — продолжила я.

Игорь Леонидович кивнул.

— Да, мы обсуждали одну картину, увы, не помню ее названия. Работа нашего современника, Петра Степановича Лепницкого. Весьма спорное произведение с нарушением всех законов живописи и композиции, в общем, яркий протест по поводу всего, чему учат во всех художественных заведениях. Мне картина не понравилась, но я долго стоял возле нее, пытаясь понять замысел автора. Зачем он вообще пренебрег всеми правилами, для чего было класть на холст совершенно несочетаемые цвета? А Огородников тоже заинтересовался работой Лепницкого. Он встал позади меня и стал вслух рассуждать о том, почему эти цвета расположены именно в такой последовательности. Я поинтересовался у него, что он думает об этой картине. Вольдемар показался мне странным человеком — у него весьма необычная наружность, и я сделал вывод, что вполне вероятно, передо мной художник.

Не ошибся — Огородников живо рассказал мне о современной теории искусства, о новых направлениях в живописи, пояснил, откуда что возникло и на чем базируется. Мне показалось, что Вольдемар — человек интересный, и я продолжил с ним беседу. Наверно, часа два мы ходили по выставке и рассуждали о картинах. Огородников рассказал, что он и сам художник, пригласил к себе в мастерскую посмотреть картины. Я обмолвился, что живописью интересуюсь, но никогда ни в какое художественное заведение, даже в школу, не ходил и изучаю это искусство только теоретически. Вольдемар заявил, что живописи может научиться каждый — достаточно только знать основы рисунка и композиции, а дальше — следовать собственным чувствам и ощущениям. Он даже предложил мне показать технику рисования акварелью и углем, и я согласился.