— Вот уж не стоит заблуждаться на свой счет! Что ты знаешь, милая девочка? И какую опасность могут представлять твои знания для кого бы то ни было? Ну, заявила бы ты в полицию с самого начала, после первого же покушения, что твой знакомый Игорь знает о существовании Шерил, а твой знакомый политик хочет денег для своей партии. Да какая из партий в мире не хочет денег? Что можно интересного вытащить из подобной информации? И даже этот его помощник, — он снова сверился с записями, — по имени Сер-гей… А «гей» — это означает?… Дядя глянул на племянника вопросительно. Но я тоже поняла.
— Нет, — поспешила я заверить его, это просто имя такое, одним словом: Сергей. Он не «гей».
— Так вот, — кивнул дядя, этот Сер-гей, который, якобы, ездил к Кати — у тебя против него нет никаких доказательств!
Я смутилась и не ответила. Дядя Уильям некоторое время изучал меня с любопытством. Мне показалось, что он взвешивает, насколько я глупа, и стоит ли ему дальше тратить свое драгоценное время на объяснения.
— Мы, однако, отвлеклись, — заговорил он, наконец. — Речь шла о том, что в Россию тебе возвращаться опасно.
— Да-да… — подхватила я торопливо, желая поскорее сгладить неловкость. — Вы говорили, что Игорь не владеет ситуацией… То есть, вы думаете?… Игорь может находиться в опасности?
— Безусловно. Убийца послан был не Игорем и не при его содействии, иначе бы твой адрес не выясняли через человека в посольстве. Следовательно, это дело на данном этапе ему неподконтрольно.
— Погодите, но ведь убийцу нанимал Сергей!
— Милая девочка, никто не может быть уверен в своих подчиненных и коллегах. Я — даже я! — не поручусь, что завтра не обнаружится, что кого-то из наших сотрудников не подкупила одна из иностранных разведок. Русская, например…
Дядя, наконец, улыбнулся.
— На этого человека, даже если бы он был другом твоего Игоря, все же нельзя положиться.
— Нет. Ни в коем случае, — подтвердила я.
— Хорошо, что ты так ответила. Если бы ты сказала «можно», я бы тебе заявил, что ты ошибаешься. Ни на кого нельзя полагаться, кроме самого себя. Никого нельзя считать своим другом. Смотря что, впрочем, понимать под словом «друг». Если это милый человек, с которым ты не делишься секретами, не работаешь вместе и не даешь взаймы деньги — тогда он тебе друг.
— Тогда он мне — никто.
— Тоже верно, — согласился дядя. — Этот «никто» и есть твой самый лучший друг. Он-то уж тебе точно не напакостит — почвы нет… Вернемся к разговору: этот Сер-гей мог, увидев, что Игорь отстранился или отстранен от дела, переметнуться к другим хозяевам. Как бы то ни было, в Россию ехать крайне опасно. Возвращаться туда — просто совать голову в петлю. На помощь и защиту Игоря рассчитывать нельзя. Если он вообще жив. Кто там у тебя еще есть? Мама? Ты сама понимаешь, что времена, когда мама могла тебя защитить от всех в мире невзгод, давно прошли…
— Вы считаете, что Игоря могли убить?!
— Могли.
— Но почему?!
— Ну смотри. Тебя хотят убить. Игорь при этом может находиться в одной из трех возможных ситуаций: либо он ничего не знает об этом деле; либо он принимает в нем участие; либо он пытается ему воспротивиться. Первое предположение не подходит: мы знаем, что он осведомлен. Второе предположение также не подходит, так как явно не он, пусть даже при посредничестве этого Сер-гея, направил убийцу на твой старый адрес. Нам остается третье предположение: он попытался помешать чьему-то намерению тебя убить. И его убрали. Тогда и молчание его объясняется. Во всех трех случаях, он тебе ничем не поможет.
Арифметические выкладки меня привели в бешенство. Он говорит так об Игоре так спокойно, словно речь идет о вещи: если вещь убрали, она больше не послужит!
Дядя Уильям, словно почувствовав мое возмущение, глянул на меня своими лукавыми глазками исподлобья: «Ты что-то хотела сказать?»
Я покачала головой. Не объяснять же ему!
И не объяснить.
— Поэтому, — закончил он подчеркнуто спокойно фразу, — я предлагаю тебе остаться в Англии. Попросить политического убежища. Я тебе помогу ради моего племянника. И ты сможешь затихнуть на какое-то время, спрятаться. А там видно будет. Будем держать руку на пульсе.
Он смотрел на меня. Хитренькие глазки сделались ледяными, колкими, сверлящими. Очевидно, этот человек не испытывал ко мне ни малейшего сочувствия и, если и предлагал помощь, то просто потому, что считал необходимым помочь любимому племяннику. Если он вообще способен любить. Может, это просто ход с его стороны, чтобы затащить Джонатана к нему в разведку. Ему ведь нужны надежные кадры, за которых он может поручиться…
— Нет, — сказала я. — Спасибо.
— Ты хорошо подумала?
— Я вообще не подумала. Я просто сказала: нет. Другого быть не может.
— Тогда подумай.
Я взорвалась.
— Я прекрасно поняла, что друзья для вас ничего не значат! Но там в опасности Игорь, и там моя мама! Это-то хоть что-нибудь значит с вашей точки зрения? Или я должна исчезнуть, не объяснив даже, куда и почему, и мама будет плакать ночи напролет и глотать валокордин, пока ее сердце не откажет от горя?