Тайна моего двойника

Зато меня вдруг осенило. Я кинулась искать бумагу и ручку — благо, у меня был ежедневник, из которого я вырвала пару страниц. Я исписала их целиком, вдохновенно описывая мои суперромантические отношения с молодым англичанином, потрясающим парнем, в которого я влюбилась без памяти, чем и объясняется мое исчезновение — забыла обо всем на свете… Игорю заклинала ничего не говорить, так же как и любому другому человеку, который будет про меня спрашивать — кто знает, вдруг Игорь, настороженный моим глухим молчанием, подошлет кого-то выяснять про меня у мамы! Так что, мамочка, официальная версия такова: я куда-то пропала, не пишу-не звоню, как последняя свинья, и ты ума не можешь приложить, куда я запропастилась…

Эту записку привезет из Парижа по твоему адресу один мой знакомый; ты же, как только прочитаешь, сразу порви в мелкие клочки и выброси — а то мало ли, вдруг Игорь заявится и найдет ее!

Постскриптум гласил: «Я знаю, что поступаю некрасиво по отношению к Игорю, но когда ты увидишь моего англичанина, ты сама все поймешь!»

— Вот! — помахала я запиской. — Это то, что нужно! Мама даже не сможет догадаться, что я в Москве.

— И что ты там написала? — осторожно спросил Джонатан.

— Э-э-э… Какая разница, собственно. Сочинила одну историю.

— Любовную? — усмехнулся Джонатан.

Я растерялась. Не мог же он за один день изучить русский язык и прочитать записку, пока я размахивала ею, правда же? Значит, догадался…

Джонатан, глядя на мое растерянное лицо, добавил с затаенной улыбкой:

— Я тоже подумал, что это был бы лучший вариант. Телепатия, наверное. Кстати, кто там у тебя фигурирует в качестве героя? Это я не из любопытства спрашиваю, я просто хочу убедиться, что телепатия существует и у нас с тобой оказался один и тот же кандидат.

— А кто у тебя кандидат?

— Как кто? Я, конечно. Джонатан Сандерс.

— До чего же ты наглый, Джонатан Сандерс. Меня от твоей самоуверенности уже просто тошнит.

— А ты предпочитаешь мужчин зажатых и закомплексованных?

— Я предпочитаю скромных.

— Вот уж не думал, что у тебя такой плохой вкус!

Я запустила в него своим еженедельником. Он увернулся, поднял шлепнувшийся на пол еженедельник и аккуратно положил его на стол. Я снова запустила им в него. И на этот раз Джонатан ловко отскочил в сторону и, поймав еженедельник на лету, положил его возле себя.

— Вещь испортишь. Выбери что-нибудь менее ценное… — Джонатан обвел глазами комнату. — Подушку, например. Или яблоко, хочешь, дам тебе из холодильника. Представляешь, какой кайф будет, когда ты залепишь им мне в лоб — холодненьким, тверденьким, хрустященьким…

— Оно будет хрустеть, когда стукнется об твой лоб?

— Нет, когда я его поймаю и съем. Причем тебе не дам ни кусочка за плохое поведение.

— Ах, так!

Я снова потянулась за своим еженедельником, лежавшем на столе возле локтя Джонатана. Он перехватил мою руку и потянул на себя. Не удержавшись, я плюхнулась к нему на колени. Джонатан, взяв обеими руками мое лицо, прикоснулся к моим губам. Большими пальцами рук он нажал легонько на мой подбородок, вынуждая меня приоткрыть рот, и его мягкие, упругие губы впились в нежную влажную сердцевину моих…

Поцелуй был долгим, тихим, нежным, бездонным. В нем не было страсти, вернее, она была, но какая-то потаенная, сдержанная, отложенная на потом. В этом поцелуе ей не было места; сам поцелуй был столь насыщенным, столь упоенным, что все остальное было лишним, было только способно разрушить его полноту и магию. Мы будто пили друг друга, пили и не могли напиться, никак не могли разнять губ. И только оттенок горечи, едва ощутимый в начале, сгустившись, разлучил наши губы.

* * *

Удивительно, сколько разных, противоречивых чувств человек может испытывать одновременно! Я была готова писать от страха, особенно по ночам, когда древний, дремучий, шкурный страх за свою жизнь овладевал моим сознанием целиком; и в то же время, во мне играл азарт детектива-охотника; я страдала при мысли о маме, для которой я пропала, и одновременно наслаждалась новой ролью Мэри Сандерс, англичанки, красивой шатенки с мальчуковой стрижкой, спутницей высокого англичанина по имени Джонатан Сандерс: то ли сестра, то ли жена…

И я любила его, Джонатана Сандерс. Кем бы он ни был, гомосексуалистом или импотентом, или просто неразгадываемой загадкой для меня, — но он вошел в мою душу.

Я еще не до конца разлюбила Игоря, но уже знала, что мои чувства к нему были обречены.

* * *

Не знаю, как это получилось. Долгое время я думала, что Игорь бросил меня, предал, что он замешан в этом деле. Наверное, эти мысли и подорвали мою любовь к нему.

Оказалось, что это было не так: он меня не предал. Он меня пытался спасти…

Но чувства уже не вернулись.

Впрочем, одна из моих догадок все-таки была верна: Игорь замешан в этом деле. И, если бы искомой девушкой оказалась не я, его любимая Оленька, то он, скорее всего, довел бы начатое до конца…