Тайна моего двойника

— Шерил, это ты, моя девочка! Что случилось с твоими волосами? Неужели ты решила постричься? Это надо же — обратилась она к Джонатану, — чтобы с такими волосами расстаться! Вы, как мужчина, объясните ей, что длинные волосы — это состояние для женщины! Ох, простите, познакомимся: Жюстин.

Как удачно! Она, как я и предполагала, приняла меня за Шерил, а Джонатана — за ее дружка, и теперь мы хотя бы узнали ее имя.

— Джонатан, — протянул руку «дружок» и вручил букет роз.

— Ой, как это мило, спасибо! Проходите, проходите, ты давно не была у меня, девочка. Что же не позвонила?

Я понимала, что как только я открою рот, она сразу поймет, что я — не Шерил. И голос не тот, и акцент к тому же. Поэтому я просто улыбнулась и прошла в гостиную, следуя жесту хозяйки — мне хотелось сначала расположиться по-домашнему, чтобы не испугать ее и не быть выставленными в ту же минуту за дверь.

— Кофе хотите?

Мы дружно кивнули, улыбаясь изо всех сил.

Жюстин отправилась на кухню, из которой доносились потрясающе вкусные запахи — должно быть, она ждала гостей к вечеру.

Мы уселись на огромный старинный диван, оббитый темно-коричневым бархатом, с затейливо гнутыми деревянными ножками и подлокотниками и бесчисленным количеством маленьких подушечек, таких же бархатно-коричневых с золотыми клепочками. На кофейном столике из красного дерева стояла серебряная вазочка с искусственными цветами и серебряный подсвечник с рождественским еловым веночком по ободу. Мне нравилась эта гостиная, уютная и старинная, с большим камином в углу, с темным буфетом из вишневого дерева, с этажеркой, уставленной фарфоровыми безделушками, какими-то куколками и вазочками… В ней все было не так, как в наших малогабаритных и бедноватых квартирках в России, но в то же время, все чем-то неуловимо напоминало дом моей бабушки — дух времени, дух другого поколения витал в нем, и присущее этому поколению ощущение тепла, надежности, неколебимой разумной устроенности жизни…

Бабушка, подумала я. У меня была бабушка, она умерла, И дедушка был, только он еще раньше умер. Но они были, я их помню, и они меня любили, свою внучку. Неужели может со мной случиться такое, что вдруг все эти люди, которые мне так дороги, обманывались или обманывали? И я им не внучка и не дочка, а не известно кто?

Чушь, чушь, чушь! Главное, что любили, и любят по сей день, и я их люблю — навсегда. А все остальное не имеет никакого значения!

Жюстин появилась из кухни с подносом, на котором стоял кофейник, фарфоровые чашечки и тарелка с бисквитами. Я помогла ей расставить все это на столе, Жюстин разлила кофе по чашкам и, наконец, уселась.

— Ну, рассказывай, как живешь, моя милая?

Откашлявшись для храбрости, я произнесла, глядя ей в глаза:

— Дело в том… Я не Шерил.

Жюстин не поняла. Она улыбалась, думая, что в этом содержится какая-то шутка, которую она не может уловить.

— Я не Шерил, — повторила я. — Меня зовут Оля. И мы с Шерил очень похожи.

Чашка звякнула о блюдце, глаза округлились, изумление залило их до слез. Она переводила взгляд с меня на Джонатана до тех пор, пока изумление не начало сменяться страхом. Должно быть, ей уже стало мерещиться, что я аферистка, шантажистка и налетчица.

— Я специально пришла к вам, — сказала я веско, — чтобы сообщить, что Шерил попала в больницу.

Это было грубо, но я умышленно выдала эту информацию в первую очередь: Жюстин враз перестала бояться меня — теперь она начала бояться за Шерил. В лице появилась растерянность, затем беспокойство:

— Как в больнице? Что случилось?

— Она пострадала при взрыве, но она жива, не волнуйтесь, — поторопилась я успокоить женщину.

— А… — у Жюстин в глазах заблестели слезы, — все на месте?

— Все на месте, — кивнула я. — Только она без сознания.

Жюстин ахнула, закрыв рот руками.

— Врачи говорят — должна выжить, — добавила я.

Жюстин не отнимала рук от лица.

— Какой взрыв? Диверсия в метро? — проговорила она, наконец.

— Нет… Взорвалась ее машина. Преступников не нашли.

Жюстин растерянно молчала, и я поняла, что наступил момент для настоящего разговора.

— Это было самое настоящее покушение… Мне нужно многое рассказать вам, Жюстин, и многое у вас спросить. В этой истории слишком много загадок, и может быть, вы поможете прояснить некоторые из них…

Жюстин не смотрела на меня, уставившись с сокрушенным видом куда-то в кофейную чашку. Она думала о Шерил, и мыслями она была далеко, с ней, своей племянницей, тогда как я, сидевшая рядом, была ей чужой и ей не было до меня никакого дела. Между нами возникла стена, прозрачная, как стекло, и прочная, как стекло пуленепробиваемое.

— Я не стригла мои волосы, — проговорила я проникновенно, не давая воцариться пуленепробиваемой тишине, — а они у меня были такие же длинные и красивые, как у Шерил… Мне их остригли. В больнице. В той же самой, где лежит сейчас без сознания Шерил.

Я выразительно посмотрела на Жюстин. Жюстин продолжала созерцать свою чашку, лишь мимолетно и как-то искоса подняв на меня глаза.