— Я тоже попала во взрывную волну, — продолжала я с драматическим нажимом, — хотя пострадала меньше: я была дальше от машины. И, чтобы понять, кто хотел нашей смерти, мне необходимо понять, отчего мы так с Шерил похожи…
Я нарочно так сказала: «кто хотел нашей смерти». Я до сих пор не знала, кто и чьей смерти желал, но эта резкая, как пощечина, фраза просто обязывала тетю Шерил рассказать мне все, что она знала о нашем рождении.
— Могу я увидеть ваши документы? — вдруг спросила Жюстин
— Пожалуйста, — я протянула свой паспорт и Джонатан полез за своим удостоверением личности.
— Это твой друг или друг Шерил? — кивнула Жюстин на Джонатана, принимая его удостоверение.
— Наш общий друг.
— Так ты — русская? — разглядывала она мой «серпастый-молоткастый».
— Как видите.
— И как ты тут оказалась? Как ты нашла Шерил?
— Я ее не искала. Мы с ней встретились случайно…
И я рассказала Жюстин нашу короткую историю, обойдя молчанием коробку отравленных конфет, загадочных «одноклассников», поразительную осведомленность Игоря — бедной Жюстин и так хватило переживаний.
Я закончила говорить. Воцарилось молчание. Мы терпеливо ждали.
— Я… — с трудом расклеила губы Жюстин. — Вы понимаете…
Ну же, ну! Говори, Жюстин!
— А Кати знает? — выпалила она, явно вместо каких-то других слов, которые уже была почти готова произнести.
— Знает. Она здесь, в Париже.
Мы снова замолчали.
— Мы понимаем, Жюстин, — вдруг нарушил тишину Джонатан, — что вам трудно решиться вот так, сходу, рассказать незнакомым людям доверенные вам секреты…
Это он правильно сказал, Джонатан. Теперь, когда наличие секретов установлено и легализовано, ей будет легче их рассказать.
— …Но вы видите эту девушку из России, которая похожа на вашу племянницу, словно ее сестра-близняшка. Разве такое сходство может быть случайным? Поймите, вокруг этих двух девушек так много загадочных и опасных событий, что совершенно необходимо прояснить их, хоть частично! Кто знает, может быть их судьба сейчас в ваших руках, — воскликнул он патетически.
Логики в этом было мало, Джонатан блефовал, но на Жюстин, тем не менее, подействовало.
— Это не мои секреты, дети мои, — вздохнула она. — Я не имею права их разглашать.
Жюстин задумчиво гладила бархатную подушечку и молчала, но мы с Джонатаном чувствовали, что лед тронулся.
— Для Вирджини это уже ничего не изменит, — поднажала я. — Она погибла много лет назад. А вот для Шерил как раз очень важно. И для меня тоже. Чтобы нам не погибнуть…
Мне было немного стыдно так сгущать краски, но что же было делать? Надо же как-то заставить ее говорить!
— Хорошо, — решительно тряхнула Жюстин крашеными кудрями. — Но если у вас на уме что-то недоброе, имейте ввиду, я нигде потом официально не подтвержу свои слова.
Я встала и подошла к ней вплотную.
— Посмотрите на меня внимательно, Жюстин, вглядитесь в мое лицо. И вы увидите, что оно покрыто шрамами. Посмотрите на мои руки — вытянула я ей под нос свои бледные пальцы, — на них тоже шрамы. Это следы ожогов и осколков стекла, которые впились в мою кожу. То же самое у Шерил, только еще сильнее, она ведь была рядом с машиной… Это вообще чудо, что мы не оказались обе внутри. Мы должны были с ней ехать… Шерил уже завела мотор и протирала стекла в ожидании, пока я спущусь. Знаете, что ее спасло? Что она пошла мне навстречу, чтобы придержать дверь: у меня в руках были сумки….
Мои слова произвели впечатление. Жюстин с потрясенным видом схватилась за кофейник. Подлив себе кофе, она произнесла, не отрывая глаз от своей чашки:
— Шерил родилась в Москве.
Я, кажется, ахнула. Джонатан метнул на меня быстрый многозначительный взгляд и легонько кивнул, призывая взять себя в руки.
Жюстин смотрела в окно, покачивая головой, словно упрекала кого-то, кого здесь не было. Может быть, Вирджини? На балконной ограде сидел белый голубь и тоже смотрел на Жюстин, наклонив набок голову. Оторвав свой взгляд от затуманенного стекла, Жюстин направилась из комнаты, обронив на ходу: «Я сейчас вернусь».
Вернулась она спустя несколько минут с каким-то пожелтевшим листком бумаги в руках. Взяв с буфета очки, она села на свое место, надела очки, расправила листок бумаги перед глазами и посмотрела на нас поверх него:
— Я прочитаю вам… Это письмо Вирджини. Вы поймете лучше, чем если я начну объяснять. Но помните все же, что если что — я ничего не говорила и ничего не знаю.
Избегая моего взгляда, она снова уткнулась в листок бумаги. Мы замерли в ожидании.
Но Жюстин опять подняла глаза:
— Письмо написано по-английски. Вам переводить?
— Не надо.
Откашлявшись, она, наконец, начала читать.
«Здравствуй, моя дорогая Жюстин…» — Ну это я пропущу, не имеет значения… Так, так, ага, вот: