Тайна могильного креста

Старик никогда не спрашивал разрешения, входя к хану как в свой шатер, лишь слегка склонял голову. Такая фамильярность давно беспокоила хана и ущемляла его самолюбие. Батый не терпел Субудая, сознавая его превосходство. Но его очень ценил Покоритель вселенной и неизвестно еще, кто больше сделал — великий хан или этот небольшой толстый человечек, острый ум и зоркий глаз которого видели все. С ним следовало держать ухо востро, жить дружно, тем более сейчас, когда затевался великий поход. Без такого полководца любое начинание обречено на провал.

Поэтому Батый улыбнулся вошедшему, а тот, кряхтя, опустился на подушки, вытирая струйки пота на жирном лице. Хан махнул рукой, что означало конец представлению, и танцовщица растаяла в глубине шатра.

— Они ждут, почтенный, — глуховато сказал Субудай.

Хан хлопнул в ладоши, и в шатер вошли его самые приближенные люди. Все молча расселись. Слуги стали подавать еду. Хан за последнее время очень пристрастился к узбекскому плову. И на этот раз высокий худенький узбек торжественно внес большое золотое блюдо, на котором горкой возвышалось его творение.

Засучив широкие рукава богато расшитого халата, Батый принялся за еду. По пальцам, капая на пол, потек жир. Перед каждым из гостей поставили по серебряному блюду с пловом и поднесли глубокие пиалы с прохладным кумысом. Хан взял одну пиалу и принялся запивать тяжелый плов.

Субудай оттолкнул предложенное блюдо. Хан сделал вид, что не заметил, хотя другие в испуге глянули на Батыя.

— Баранину, — ни на кого не глядя, пробурчал полководец.

Ему тотчас подали его любимые отварные ребрышки.

Насытившись, хан довольно рыгнул, отер руки о полы халата и отвалился на подушки. Его примеру последовали остальные. Так они лежали долго, кое-кто даже погрузился в сон. Субудай сладко посапывал.

Когда хан очнулся, многие уже сидели, терпеливо дожидаясь его пробуждения. Субудая будить не решались. Наконец он сам зашевелился и открыл глаза. Некоторое время сидел молча, ковыряя ногтем в зубах. Батый не выдержал:

— Ты сопровождал Великого из великих в его последний поход. У него были огромные богатства. Говорят, он велел закопать их где-то далеко отсюда. Ведом тебе тот путь? — спросил он.

Субудай долго молчал, потом ответил:

— Ведом.

— Что это за место?

— Хан, ты хочешь богатство своего деда. Я тебе укажу путь к нему. Оно на острие твоего копья, которое смотрит на запад. Великий не дошел до тех земель, а богатства там больше, чем было до сих пор. У урусов столько городов! Один Киев чего стоит! Время великих дел настает. Урусские князья по-прежнему грызут друг другу глотки. Другого такого времени не будет! Неужели у хана появились сомнения? Сегодня у нас сила, которая в несколько раз больше, чем у Великого покорителя вселенной. Наши люди рвутся в бой, их приходится сдерживать. Я приказал отвести людей дальше в степи, запретить набеги на презренных половцев — пусть думают, что мы ушли в неведомое, как несколько лет назад.

Хан величественно кивнул.

— Субудай, ты все сделал правильно. А что касается похода, он решен. Где тот китаец, который придумал машины для проламывания стен?

— Недалеко. Машины мы опробовали. Урусы бессильны против них!

От приятного известия Батый удовлетворенно затеребил бородку.

— Ты прав, Субудай, богатство на острие моего копья. Готовьтесь. Тайну берегите. Каждый, кто вздумает ее разгласить, будет заживо сожжен на костре вместе со своей родней. Но нам надо найти урусов, которые укажут путь к их городам.

— Достопочнтенный хан, такие уже есть.

— Покажите.

— Великий хан не будет осквернять эти святые стены присутствием презренных, — предложил один из царевичей.

Все начали тяжело подниматься, с сожалением покидая насиженные места и прохладу этих стен. Снаружи немилосердно жгло солнце. Выходящих уже ждали приготовленные сиденья. Батый разместился недалеко от входа, и над ним тут же воздвигли голубое опахало, создающее живительную тень, которая, впрочем, мало спасала от дыхания раскаленной земли.

Вскоре тургауды привели урусов. Их было несколько человек. Близко к хану их не подпустили. Первым стоял высокий плечистый парень, одетый в потрепанный монгольский чапан. Сделав несколько шагов, он упал на четвереньки и распростерся ниц.

— Кто будешь? — спросил хан.

Толмач, черный худощавый половец, перевел.

— Я сын боярина Василия, великий хан, — последние слова парень сказал по-монгольски.

Хан довольно улыбнулся.

— Откуда родом?

— Из Владимира.

— Сам пришел к нам, — пояснил начальник стражи.

— И чего же ты хочешь? — обратился хан к валявшемуся на земле урусу.

— Служить самому достопочтенному из великих.

Когда хану перевели эти слова, он удивленно поднял брови.

— Почему?

— Князь Владимирский притесняет наш род. Не знаю, живы ли мои батюшка и братья. Пусть он кровью ответит за свое зло!

— Ну, а если бы мы захотели помочь тебе посчитаться с ненавистным недругом, проводил бы ты нас до своего града? — Хан не мигая смотрел на боярина.

— Достопочтенный, я готов хоть сейчас вести твоих людей.