Тайна могильного креста

А вскоре начался Великий поход, суливший ему, простому батраку, большие выгоды. Он пошел не задумываясь, с радостью и надеждой, мечтал, вернувшись победителем, найти свою сестру. Но мечты постепенно развеялись. Единственное, что досталось ему, — несколько коней из табуна бухарского эмира, которые погибли потом в суровых заснеженных степях.

Всплыла в памяти и первая злая сеча с урусами, и полученная в том бою тяжелая рана. Топорок знал: попади к ним в плен урус, его сразу бы прикончили. Урусы же не бросили его, а тащили, несмотря на все трудности. Он знал, что, показав как военный трофей, его тотчас прибьют, ждал этого, был готов и даже молился за такой исход, но этого не случилось…

И вот недобрые ветры принесли весть. Раньше он был бы рад ей, а теперь не знал, что делать. Хоть и обещал воеводе во всем помогать Аскольду, искренне обещал, но по мере приближения к своим память все сильнее захлестывала его. Топорок боялся этих воспоминаний, пытался прогнать их, но ничего не мог с собой поделать.

Юный Сеча не думал ни о предстоящих трудностях, ни об опасностях, поджидающих его на каждом шагу. Больше всего его волновало, как лучше исполнить поручение. В его голове рождались идеи одна фантастичнее другой. В мыслях он дошел до того, что стал строить план дерзкого похищения хана, ведь однажды ему уже удалось выкрасть свою любимую…

Кузьме вспомнилось, как жена просила с вечера напоить корову, а он так этого и не сделал. Зная нрав своей кормилицы, чувствовал, что утром она помянет своего муженька недобрым словом и потом выскажет все, когда он вернется. А вернется ли? Кузьма пожалел, что связался с этим делом. Перед глазами вдруг встала внучка, сыновья дочь — первенькая, звонкоголосая, боевая вострушка. Дороже родных детей было это маленькое существо. Внезапно представилась картина: монгол с искаженным лицом хватает ее… Сердце мучительно сжалось. Нет, он постарается сделать все, чтобы такого не случилось!

Ехали молча, зато ходко. Впереди Кузьма, чуть сгорбленная фигура покачивается в такт движения. Топорок, приотстав, держался сбоку. Косматый малахай глубоко надвинут на глаза, руки беспрерывно подергивают уздечку. Аскольд задрал у шапки уши, расстегнул шубейку. Морозец, обрадовавшись, пощипывал за уши, холодил тело. Пришлось опять кутаться.

К вечеру, поочередно меняя аллюр на спокойную езду, достигли небольшой заснеженной деревушки, расположенной на берегу извилистой речки, густо заросшей ивняком. Деревня встретила их громким лаем собак. Кузьма уверенно подъехал к домику, едва видному из-за низкого плетня. На пороге стоял хозяин, босиком, в одной длинной рубашке. Он тщательно всматривался в приезжих.

— Что, Шестак, не узнаешь?

— А, Кузьма! Давненько не виделись. Ну, захаживай в избу.

Путники не сразу пошли в жилище. Расседлали лошадей, насыпали им овса, укрыли шубами и попонами. Когда вошли в избу, в нос ударил густой спертый запах. Пахло всем: и сушеными грибами, и вымачиваемыми шкурами, и соленой капустой. От стоявших у входа шаек несло навозом, а от стен, увешанных пучками трав, едва различимых при слабом огне очага, веяло осенним луговым дыханьем.

После ужина хозяин постелил им у очага. Встали рано, быстро попрощались.

Деревня провожала, как и встречала, лаем собак. Он слышен был, пока не заехали в лес, который встретил их сумрачной тишиной. Между толстыми стволами деревьев вилась узкая лесная дорожка. Порой она терялась — и тогда путники ехали наугад. Сбивались все чаще и чаще. Чем дальше уходили вглубь, тем сильнее надвигалась таежная непроглядь. Тяжелые от снега еловые ветки часто преграждали дорогу. Одно неудачное движение — и горы снега обрушивались на людей. Приходилось спешиваться и, взяв коней под уздцы, пробираться сквозь дикие заросли. Наконец, почти выбившись из сил, козельцы с радостью заметили, что лес редеет, и вскоре вышли на опушку.

— Все, братцы, дальше ни шагу, — сказал Кузьма и повалился прямо на пушистое снежное ложе. От него, как от горячего чугунка, клубами шел пар.

После отдыха и обеда выяснилось, что Кузьма потерял дорогу. Решили забраться на высокий холм и оглядеться. Вершина его оказалась почти лишенной снега, выцветшая желтая трава шелестела от легкой поземки.

— Как бы не надуло, — заметил Аскольд, поглядывая на небо, по которому низко плыли рваные темные облака.

Порывы ветра были настолько сильные, что одежда не спасала от холода, который лез отовсюду, обжигая и студя тело. Снег слепил глаза, таял на лице. Ручейки сбегали за воротник, пробирясь все ниже и ниже.

— Скорее в лес! — прокричал Кузьма. — Там спасение!

Они ехали долго, но леса так и не встретили. Кузьма понял, что заблудились. Сердце тревожно забилось: оставаться посреди поля было опасно. Решили — пусть ведут кони. Топорок повязал их и дернул конец. Лошади всполошились, Аскольд отпустил головную. Кобыла, сразу же поняв, что от нее требуется, двинулась с места, но не пошла в том направлении, которым только что шли козельцы, а резко свернула влево. Вскоре отряд вошел в лес, где порывы ветра были значительно слабее.