Высокий красавец в зеленом, столь похожий на иноземного купца Клавдия, почтительно поднял уважаемого Сирдара, а его тучный спутник, о котором торговец знал, что это суетливый управитель поместья, проговорил:
– О добрый торговец, почтенный Сирдар! Да пребудет с тобой вовеки милость Аллаха всесильного и всепрощающего! Позволишь ли ты нам ступить на порог твоего гостеприимного дворца красоты?
Сирдар кивнул, ибо губы его дрожали, а язык отказывался повиноваться. Дрожь его лишь усилилась – ведь он вспомнил, как вчера этот красавец в зеленом просил, чтобы его на прогулке сопровождала малышка Джамиля. И лишь сейчас ему стало ясно, что об этом просил сам халиф…
Удивительным усилием воли Сирдару удалось овладеть собой. «Что ж, пусть сегодня будет последний день моей жизни, – подумал он, – но я должен встретить халифа достойно. Ибо чего же тогда стоит моя честь и мое незапятнанное имя?»
– Да хранит вас, уважаемые, Аллах во всякий день вашей жизни! Прошу, о нет, умоляю вас ступить под своды моей убогой лавчонки.
– Благодарю тебя, добрый Сирдар, – проговорил, кланяясь, Клавдий… о нет, сам халиф, и вошел в полутьму «дворца красоты». Следом за ним втиснулся визирь Умар. О, на его лицо стоило посмотреть. Ибо та удивительная смесь чувств, что играла на нем, могла сделать честь сотне актеров! Он одновременно был полон почтения и спеси, уважения и пренебрежения, досады и радости…
– Скажи мне, добрый Сирдар, не нанесла ли тебе ущерба вчерашняя буря?
– Благодарю, великий халиф, за заботу. К счастью, Аллах вовремя подсказал мне, что следует снять все с улицы и плотно закрыть ставни.
– Это отрадно, добрый мой друг. Мудрость твоя воистину велика, и бесценен опыт, коим ты обладаешь в том удивительном деле, которое зовется делом торговым!
– Мне радостно слышать такие слова, о великий!
На мгновение повисла неловкая пауза. Чутье подсказывало Сирдару, что халиф появился перед его лавкой, движимый просьбой поистине необыкновенной. Но чутье чутьем, а мудрость велела дожидаться слов самого халифа. И потому Сирдар молчал.
Молчал и халиф. Он не мог решиться впрямую спросить о том, где же красавица Джамиля, свет его жизни, та, ради которой он почтил своим появлением сегодня пыльную улицу Утренних Грез. Молчал и визирь. Ибо сейчас он был лишь руками, воплощающими в жизнь желания великого халифа.
В этой тишине стало слышно, как в глубине лавочки прозвучали сердитые слова:
– Но где же дядюшка? И куда девался этот увалень Алишер? Неужели я сама должна буду таскать эти тяжеленные тюки?
«О счастье! – подумал халиф. Его лицо осветилось радостью лишь от одного звука этого голоса. – Она здесь, Аллах уберег ее для сегодняшнего дня и для меня!»
Улыбка на лице халифа рассказала мудрому Сирдару все. И ужас пополам с невероятной, обжигающей радостью объяли его душу.
«О Аллах всесильный! Неужели сбудутся мои самые тайные мечты?! Неужели судьба вознесет малышку Джамилю столь высоко? Неужели ей предназначена великая будущность? Ведь, если она станет наложницей халифа и родит наследника, это навсегда даст ей богатство и власть… О, какая удивительная судьба для простой деревенской девочки!»
К счастью, фантазии Сирдара не хватило на большее. Ибо тогда одно это понимание могло убить доброго дядюшку прекрасной Джамили.
– Умар, добрый мой друг, я слышал голос девушки. Сделай мне честь, приведи ее сюда, – проговорил халиф.
О, те чувства, которые переживал он сейчас, трудно было бы представить любому мужчине. Ибо халиф пылал вожделением, горел сокровеннейшими надеждами, мечтал о сладостном миге, когда услышит «да» из уст прекраснейшей из женщин. Но Гарун-аль-Рашид помнил, что все эти столь возвышенные чувства он должен скрывать от бдительных глаз визиря. Что открыться он сможет лишь Джамиле и лишь тогда, когда останется с ней наедине.
Но визирь не успел сделать и шага, как из глубины лавочки показалась девушка. Ее лицо было сердитым, а руки серы от пыли, покрывавшей тюки. Удивительная группа, молча стоящая на пороге «дворца красоты», заставила Джамилю остановиться.
– Джамиля, дочь моя, дитя мое, – первым заговорил Сирдар. – Сам великий халиф в своей несравненной милости почтил порог нашей убогой лавчонки…
– Великий халиф?.. – Глаза девушки округлились от изумления. А по мере того, как смысл этих простых слов доходил до ее сознания, лицо заливала густая краска.
«Халиф… Великий халиф… Так я влюбилась во властителя всех властителей… О, Аллах милосердный, я несчастнейшая из девушек… Как же мне смотреть ему в лицо? Как же вести себя?» И, вспомнив вчерашний грозовой день, Джамиля едва не лишилась сознания. Ибо то, что она могла себе позволить с иноземным купцом, удивительным нежным и чутким юношей, было непозволительной вольностью… «Так значит, я стала игрушкой в руках жадного до новых удовольствий халифа… И сейчас он явился самолично, дабы во всеуслышание объявить и о моей вольности, и о том суровом наказании, которое теперь ждет меня, несчастнейшую из несчастных…»