Тайна Нереиды

– Квириты! – крикнул Цезарь. – Вас не волнует умен я или глуп, честен или продажен, вас интересует одно – мои шрамы, и насколько они отвратительны. Вас интересует, было ли мне больно тогда, в Колизее! Было ли больно здесь в театре. Да, очень больно! Но в моем нынешнем обязательстве и в обязательстве прежнем начертаны одни и те же слова: «Даю себя жечь, вязать и убивать железом» [43]. И сейчас эта клятва мне пригодится больше, чем прежде. Смейтесь! Чего же вы не смеетесь?! – Говорят, Гай Гракх был прекрасным оратором. Элий тоже умел говорить зажигательно.

В зале воцарилась тишина. Юлия Кумская обняла Элия. С другой стороны к нему шагнул его двойник, и тоже обнял. Вся труппа взялась за руки. Аулеум с шумом поднялся и отгородил их от зала. В фальшивую стену прибоем ударил грохот аплодисментов.

– Ты здорово выступил! – зааплодировала Юлия Кумская. – Может, тебе по совместительству поступить в наш театр, Цезарь? Ты бы мог обеспечить неплохие сборы.

– Когда меня выгонят из наследников, я так и сделаю, – пообещал Элий. – Придержи-ка за мной местечко.

– Всегда пожалуйста. А теперь пойдем ко мне в уборную, – предложила Юлия. – Тебе надо привести себя в порядок.

Почти вся труппа набилась в небольшую комнатку Юлии. Было жарко и душно. Разливали по бокалам неразбавленное вино и пили стоя.

– Я сама уложу ему тогу! – объявила Юлия Кумская. – Все знают, что в Риме никто лучше меня не укладывает тогу. Учись, Летиция, – повернулась Юлия к юной супруге Цезаря. – Если хочешь знать, как надо уложить складки, чтобы они держались несколько часов, а ткань не повисала хомутом через пятнадцать минут.

Летиция кисло улыбнулась в ответ – она все еще злилась на Юлию за ее выходку на пиру Сервилии. И актриса прекрасно поняла ее улыбку. Она бесцеремонно ухватила Летицию за локоть и прошептала на это раз так, чтобы слышала только Летти:

– Если ты все еще дуешься на меня, глупышка, то зря. Моя грубая выходка дала тебе повод удрать из триклиния. Неужели ты этого не поняла?

Летти растерянно заморгала. В самом деле, какая же она дура! Юлия отстранилась и ободряюще улыбнулась Летиции.

– Ничего, в твои годы я была еще глупее. Вот Элий меня любит, и ты люби, Летиция, потому что мне постоянно требуется чья-то любовь. Я без этого просто не могу жить.

– Ты смеялся со всеми, Цезарь? – спросил старый актер, игравший Лисидама. И только теперь Элий узнал в нем Марка Габиния.

– Марк! – выдохнул Элий и стиснул локоть знаменитого актера. – Как ты?

– Решил, что лелеять горе – самое глупое занятие на свете. В кино сниматься не могу, что-то мешает. Но на сцену вышел. У меня остался кусочек жизни, надо его прожить.

– Дядя Марк! – воскликнула Летиция. – Уж от тебя-то этого я никак не ожидала! Зачем ты нас так осмеял?!

– Глупая девочка, ты ничего не понимаешь, – покачал головой Марк Габиний. – Если над чем-то можно посмеяться, то это просто здорово. Горе, над которым нельзя смеяться, вот что ужасно.

И опять она смутилась. Почему она все время ошибается? Потому что молода? Или потому что глупа?

– Право, да тут нет обиды! – весело воскликнул Элий, притянул к себе Летицию и поцеловал в губы, быть может чуточку театрально, ибо в сенате Элий был сенатором, гладиатором на арене, а в театре – комедиантом. Совсем чуть-чуть. Он не надевал маску, но пользовался гримом. Рим обожает подобные проделки. – В жизни все было так же, как в пьесе. Страсть, деньги, интриги. Последовательность не важна. Меняем их местами, правда становится ложью, ложь – игрой воображения, обман – удачей, все вместе – искусством.

В маленькой тесной уборной актеры ему дружно аплодировали. Его двойник, который то и дело начинал хромать под дружный хохот артистов, полез обниматься с Элием. Двойник был пьян. Неведомо откуда опять появился Квинт, принес коробки с пирожными, и очень ловко извлек Летицию и Элия из дружеских и пьяных объятий лицедеев.

Когда они вышли из театра, уже начинало светать. Ясно было, что Элию спать не придется.

Глава XV Новые игры Элия

«Скандал в театре Помпея закончился своеобразным триумфом Цезаря. Он удивил всех – и зрителей, и актеров».

«Акта диурна», 10-й день до Календ ноября [44]

.

I

Элий принял горячую ванну и выпил чашку черного кофе. Ему не хотелось спать. Ночь, проведенная в театре, подействовала на него возбуждающе. Хотелось еще немного побыть актером. Он направился в таблин в халате из махрового хлопка, босиком, не хромая на самом деле, а изображая, что хромает. Он кланялся бюстам и статуям и посмертным маскам, он дурачился, как мальчишка. Ему было весело. Через четыре часа он будет принимать клиентов, выслушивать просьбы, выписывать чеки. Может, он тоже начнет ломаться и цитировать Плавта? Или этого бездарного Силана, который тужился сделать пьесу смешнее?