– Вот и славно. Но прямо сейчас мы должны проработать твою легенду. Причём тщательнейшим образом: от начала до конца, учитывая мельчайшие подробности, о которых должны знать только двое – я и ты. Да так, что ночью разбуди, – скажешь. Чтобы не только у врагов, но и друзей не закралось и малейших сомнений в нашей с тобою искренности.
– Понял.
– Со спортом дружишь?
– Так, боксирую немного. По первому разряду.
– Скажешь, что приехал вместе со мной из Минска, чтобы организовать в Несвиже секцию по самбо.
– Я в этом деле ни бум-бум… Лучше по боксу.
– Значит, спортшколу с целым рядом специализированных кружков – по различным видам единоборств.
– Пожалуй, так будет правильно. А где мы познакомились? При каких обстоятельствах?
– На тренировке. В «Динамо». Там я и пригласил тебя в поездку на освобождённые земли.
– Великолепно. Но… Откуда у меня оружие?
– Я дал. Что за модель у тебя конфисковали?
– Обычный тульский наган дореволюционной разработки, если мне не изменяет память, 1895 года.
– Тебе ещё ничто не должно изменять… Тем более, что дата изготовления оружия указана на корпусе револьвера, который ты ещё вчера держал в руках. Таким образом, забыть её сложно. Как день собственного рождения.
– Ошибаетесь, ибо я говорил о времени разработки, а не выпуска.
– Значит, наган всё-таки наш – советский?
– Да… 1933 года. С клеймом в виде устремлённой вверх оперённой стрелки, вписанной в пятиконечную звезду, что набита как раз посередине между барабаном и боковой крышкой.
– Модернизированный?
– Так точно. С усечённой мушкой и полукруглой прорезью прицела.
– Знаю… Какие-то особые приметы у твоего нагана имеются?
– Буква «Я», нацарапанная на рукояти. Таким он мне достался в наследство.
– Прекрасно! Это будет ещё одно подтверждение правдивости наших с тобою показаний.
– Объяснитесь, пожалуйста.
– Моё имя Ярослав. Скажу, что «волыну» мне подарил товарищ Цанава – и точка!
– Сам Лаврентий Второй?
– Ну да… Дибинский знает, что я собирался муштровать белорусских чекистов в деле самозащиты без оружия, так что убедить его, надеюсь, будет несложно. Поощрять оружием в нашей стране не возбраняется, особенно когда речь заходит о благодарности за спортивно-воспитательную работу среди сотрудников НКВД-НКГБ.
– Будем верить, что прокатит… Ничего иного нам не остаётся!
– Согласен… Ну всё… Давай спать. Утро вечера мудренее.
– Покойной ночи, товарищ…
– Профессор! – подсказал Ярослав.
4
Утром оказалось, что основательно побеседовать с нашим главным героем жаждет ещё один персонаж. «Старый друг», тёзка и почти однофамилец – в «прошлой жизни».
В дальнюю комнатушку он прибыл один, без сопровождения, но в форме – видимо, чтобы подчеркнуть официальность и особую важность своего визита.
– Ну, как спалось? – вежливо поинтересовался, едва переступив порог.
– Твоими молитвами, – буркнул Плечов.
А Чепцов и вовсе не ответил ничего, только застонал – не столько от боли, сколько от накрывшей его ненависти.
– Давайте по одному ко мне! Сначала ты, тёзка!
– Слушаюсь! – издевательски козырнул Яра, приложив ладонь к непокрытой голове, и строевым шагом последовал за успевшим развернуться недругом.
– Ну что? Может, объединим, наконец, наши усилия для достижения общей цели? – устало обронил Дибинский, оказавшись наедине со своим, как говорят философы, антагонистом. (Фриц с Германом по приказу штурмбаннфюрера вышли во двор и теперь курили на крыльце – их было хорошо видно и слышно через раскрытое окно.)
Почему устало?
Зная принципиальный норов бывшего сослуживца, штурмбаннфюрер и сам не слишком верил в успех своей затеи…
– Чего вдруг? – в очередной раз показал зубы Ярослав, тем самым подтверждая наихудшие опасения собеседника.
– А того, что иного выбора у тебя попросту не осталось, – начал «психическую атаку» тот. – Красная армия бежит. Не сегодня завтра наши доблестные войска овладеют Минском. К концу лета падёт Москва – и всё, аллес капут. Большевизм будет побеждён и не возродится больше никогда.
– Слышь, тёзка, где тебя научили так брехать? – с издевкой посмотрел на него профессор. – Неужто в «Аненербе»? Нет, не верю, всё же какая-никакая, но по уставу – вполне научная организация… Или псевдонаучная, как утверждают некоторые наши товарищи?
– Псевдо не псевдо?! Какая разница? – нагло ухмыльнулся военизированный исследователь наследия предков. – Главное, чтобы деньги платили… Знаешь, какой у меня оклад?
– Деньги меня заботят мало, – совершенно искренне сознался Ярослав. – Мы, советские, отдаём предпочтение иным – нематериальным – ценностям…
– Ну да… Как же… «Дружба-фройндшафт», «Все люди братья», «Сам погибай, а товарища выручай»… Звучит забавно! Особенно, если учесть, кто пропагандирует такие взгляды на жизнь…
– И кто же?
– Главные враги Третьего рейха.
– Перечисли.
– Жиды и коммунисты, что зачастую одно и то же. – Дибинский поднялся с табуретки и ногой задвинул её под стол, таким образом намекая, что их дискуссия подходит к концу.
– Утомил ты меня… – проделал то же самое Плечов. – Да, кстати, как тебя сейчас зовут: Вячеслав, Вацлав или всё же Марек?
– Называй, как хочешь. Главное – конечный результат!