Яра нырнул в дикорастующую зелень и, распластавшись на спине, уставился прямёхенько на солнце, в тот год особенно охотно расплёскивавшее свои щедрые лучи не только над Советской Белоруссией, но и всей, как говорится, европейской частью могучего Союза братских республик.
– Начинай! Разрешаю!
Плечов без тени сомнения, наглым образом прибрал к своим рукам бразды правления предстоящей научной беседой. Даром, что ли, он – «выдающийся советский философ»?
– Полагаю, рассказывать о своих похождениях времён босоногого детства – особой надобности нет, – бывший однофлотец сорвал какой-то странный жёлто-фиолетовый полевой цветок и, вдохнув его смрадный аромат, закатил глаза – то ли с отвращением, то ли с наслаждением (есть среди людей и такого рода извращенцы!) – после чего тихо молвил: – Тем более, что мою официальную биографию в твоём ведомстве давно перелопатили вдоль и поперек…
– Это правда, – наконец, оторвав взгляд от небесного светила, констатировал Ярослав Иванович. – Авокадо от авокадо недалеко падает.
– Ты о чём?
– Наши специалисты по генеалогии тщательно изучили твоё родовое дерево и выяснили, что твои предки сплошь и рядом – ярые враги не только нынешней рабоче-крестьянской власти, но и вообще всего русского. Однако лично к вам, господин штурмбаннфюрер, у меня никаких претензий нет… Разве можно было вырасти кем-то другим в столь неблагоприятной, фактически – желчной – атмосфере?
– Ах, вот оно что? – протянул эсэсовец. – Признаюсь: поначалу я честно пытался строить в Советском Союзе военную карьеру, даже отслужил срочную. Надеялся, что пригодится…
– Помню-помню… – сухо вставил Плечов.
– Но власть вдруг решила прихлопнуть НЭП, если не забыл – новую экономическую политику, и мои родители стали собираться в дорогу. На Запад. А что им оставалось здесь делать?
– Строить социализм, общество процветания для всех трудящихся, а не только буржуев, – высокомерным тоном дал запоздалый совет профессор.
– Ишь, как ты запел?
– Наследственность, – объяснил своё поведение секретный сотрудник. – Я ведь в отличие от тебя отпрыск тех, кто жизнь свою положил за правду…
– Не монополизируй это слово, ладно? Правда – это всегда палка о двух концах.
– Согласен, – примиренчески кивнул Ярослав. – Посему, дабы не рассориться вдрызг, давай лучше прекратим прения на политические темы и сосредоточимся на профессиональной деятельности. Продолжай свой захватывающий рассказ… С момента своего прихода в «Аненербе».
– Что ж, слушай, секрета в этом нет… Сначала меня, по настоянию дяди, очень близкого к рейхсфюреру Гиммлеру человека, определили рядовым научным сотрудником в учебно-исследовательский отдел, подчинённый напрямую директору организации – Герману Вирту. Там, в отдельном секторе, руководимом Карлом Теодором Вайгелем[62]
я изучал письмена и символы и случайно пронюхал о несметных богатствах знаменитого рода польских магнатов Радзивиллов, из которого вышли мои далёкие-далёкие предки, кстати, не раз рассказывавшие в кругу семьи байки о золотых апостолах – причём в различных интерпретациях… Тщательно изучив эту тему, я набрался нахальства и доложил о своих выводах наверх, а вскоре после этого был удостоен аудиенции с рейхсканцлером…– С самим фюрером? Ты случайно не привираешь, тёзка? – зная о любви своего антипода к показухе и «спецэффектам», поспешил уточнить обстоятельства встречи, давшей толчок для их «исторического противостояния», наш главный герой.
– Ничуть! К слову, он произвёл на меня яркое впечатление, – проглотил «оплеуху» его оппонент. – С одной стороны, вежливый, манерный, умеет говорить и, что очень важно, слушать, жёстко отстаивает свою позицию, при этом соглашается с чужой, если она достаточно хорошо аргументирована… Однако, с другой стороны, как мне показалось, наш фюрер чрезмерно увлекается каждой новой идеей – в ущерб другим. Правда, к диспуту о наследии Радзивиллов этот вывод никакого отношения не имеет. Здесь у нас с рейхсканцлером полное согласие и взаимопонимание; одним словом – консенсус. Правда, с некоторыми оговорками, касающимися приоритетности задач.
– Поясни.
– Чуть позже… Следует отметить, что к встрече со мной фюрер подготовился, как следует. Господин Вирт, присутствующий при нашем разговоре, снабдил его таким набором данных, такой конкретикой, что даже я был шокирован. Немного.
– Поделись…
– Например, поразившие меня апостолы, рейхсканцлера заинтересовали мало. Мол, найдёшь – хорошо; не найдёшь – бог с ними…
– Ого! – возмущённо и в то же время восхищённо выдохнул профессор. – Откуда такая адская расточительность?
– Более того… Он отчётливо намекнул, что наша организация, имеется в виду «Аненербе», должна сосредоточиться не на добывании пресловутых материальных ценностей, а на поиске всемирно известных артефактов, обеспечивающих силу и власть. – Дибинский выбросил наконец непонятный, пахнущий собачьим дерьмом цветок и сорвал другой – барвинок.
– Правильное решение, – коротко одобрил поведение давнего «товарища», но ещё больше – логику лидера Третьего рейха Плечов. – Будет власть, будет и богатство. Так издавна заведено.