Тайна озера Кучум

Идут Ченка и Лукерья в темноте впереди, Пелагия следом. Спустились к берегу, к лодкам. «Эх, — думает Пелагия. — Сейчас сядут в лодку, уплывут! Ченка, чертовка, какая ей разница, когда плавать? Хоть днём, хоть ночью одинаково видит. Она с веслом что рыба в воде. А мне как? Не смогу за ними угнаться. Что делать?»

А женщины и правда сели в берестянку. Отважная рыбачка лихо оттолкнулась от берега веслом, лихо погнала лодку в озеро. Тяжело вздохнула Пелагия: эх, ушли, не догнать. Однако видит, тёмное пятно на воде несколько развернулось вправо и быстро пошло вдоль берега, к перешейку. Приободрилась Пелагия, поняла, куда плывут подруги — к запору, переходу во второе озеро. Заторопилась по тропинке вокруг озера, хорошо, что дорога знакома. Бежит, огибая лиман, изредка останавливается, прислушиваясь к негромким всплескам на воде. Плывут. Эх, только бы успеть…

Добежала, но слишком поздно. Берестянка вытащена на берег, а самих женщин нет. Заметалась из стороны в сторону: где они? Потом вдруг додумалась: наверное, ушли дальше, теперь уже по тропе вокруг второго озера, на Вороховскую заимку. Пошла следом. Иногда останавливается, прислушивается. Да, вот точно, где-то впереди едва слышны голоса женские. Точно, Ченка и Луша переговариваются. Думает: «Ну, теперь не уйдёте. Узнаю, куда по ночам бегаете, — усмехнулась сама себе и представила: — Вот смеху-то будет, когда я вас „на месте“ поймаю…»

Пошла уже более спокойно, точно знает, куда идёт. И вдруг! Как сердце кольнуло: услышала за спиной какой-то непонятный шум. Идёт кто-то за ней! Человек или зверь? Никак медведь караулит! А может, бродяга какой? Внутри похолодело, сердце сжалось сбитой булочкой. И тот, и другой ничего хорошего не предвещают. Вот тебе и сходила, подкараулила. Назад возвращаться поздно. Теперь только вперёд, быстрее, к Ченке. Бог с ним, с «прихватом». Теперь лишь бы самой в живых остаться.

Прибавила ходу, торопится, почти бежит. Голова набок, правым ухом слушает, что творится сзади. А преследователь тоже напирает, бухают шаги, кусты хлещут по телу. Хотела закричать, но голоса нет, горло пересохло. Вместо крика вылетел тонкий, комариный писк. Припустила со всех ног, бежит, спотыкается, падает, запинаясь о кочки и колодины. Потеряла платок, волосы растрепались от быстрого бега, платье трещит, цепляясь о сучки. Со стороны посмотреть, не женщина бежит, а ведьма на метле летит! Но некогда Пелагии на себя со стороны смотреть, поскорее бы до заимки добежать, там спасение.

Ах, вот наконец-то дымом напахнуло! Люди! Впереди в темноте метнулись яркие блики костра. На поляне маячат какие-то тени. Заржали, шарахнулись по кустам лошади. Тёмные фигуры отскочили к зимовью, за ружьями.

Подбежала Пелагия к костру, упала пластом, в землю лицом тычется, губы трясутся, показывает назад, единым выдохом просипела:

— Помогите!..

На минуту возникла неопределённая пауза, никто ничего понять не может, что произошло. Потом наконец-то узнали Пелагию, а тут из темноты на свет костра выбежал преследователь, бородатый мужик. Запыхавшимся голосом выдохнул:

— Во баба бегает! Платок потеряла, лапти, а всё одно не догнать! Видно, хорошо спужалась. Я её ещё там, на том озере заприметил. Тут, гляжу, на лодке Ченка с Лукерьей плывут. А за ними по берегу кто-то идет, караулит. Притаился, пропустил мимо. В темноте узнал: старая знакомая, Пелагия. За бабами смотрит. Ну, тут смикитрил и я, дай, думаю, за ней постерегу. А оно, вишь, как вышло. Как услышала меня, дала чёсу по тропинке, догнать не мог! — И протянул руку женщине. — Вставай, Плошка. Что, своих не узнала? Да Иван я, Ворохов. Эх, мать, испугалась, язык запал…

И всё поняли, что произошло. Вздрогнула ночная тайга от дружного хохота людей. Затрепыхалось пламя костра, испуганно закричали мелкие птахи, где-то на гольце фухнул медведь, в озеро ответно ударилось и утонуло эхо.

Смотрит Пелагия на окружающих испуганными глазами. Наконец-то в свете играющего пламени узнала знакомые лица. Точно, братья Вороховы здесь, одноногий Егор на чурке сидит, рядом Филя, племянник Максим, а за ней бежал Иван. Тут же от смеха поклоны бьют Ченка с Лукерьей. Но, однако, вон, чуть поодаль, у лошадей ещё четверо незнакомых стоят. Мужики какие-то, этих она ещё не видела.

Вскочила на ноги, сконфуженно засвистела носом, ткнулась глазами в костёр, трясущиеся руки волосы в косу заплетают. Один из незнакомцев, возможно, старший, или главный, приподнял руку, командным голосом успокоил окружающих:

— Что вы! Хватит. Испуганную женщину не видели? Вас бы на её место, посмотрели бы, кто и как портки потерял. Ну, успокойтесь, дорогая, не волнуйтесь. — И взял Пелагию под локоть. — Вы, как я понял, Пелагия?

— А тебе-то что? — сурово посмотрела женщина. — Я тебя не знаю, и ты ко мне не лезь.

Она хотела оттолкнуть мужика, но не сделала этого. Вдруг почувствовала к себе доброе, располагающее отношение, обращение на «Вы», как в старые, добрые времена, когда она жила в городе у Елены Николаевны, почему сразу как-то обмякла и даже не высвободила локоть.