Тайна персидского обоза

Клим Пантелеевич отложил газету и стал собираться. Следовало безотлагательно навестить Елизавету Родионовну, и присяжный поверенный вскоре вышел на Николаевский проспект.

Всю последнюю неделю он был занят участием в заседаниях уголовного отделения Окружного суда по делу об убийстве коллежского регистратора Виктора Нагирного. Дочь известного в городе купца Вероника Завьялова собрала гостей, среди которых был и Нагирный. После веселого и шумного застолья компания стала расходиться. Последним вышел коллежский регистратор. Надевая пальто, он достал из кармана револьвер и попросил Веронику его подержать. Девушка поинтересовалась, не заряжен ли он. Виктор ответил, что нет, можете стрелять. Посмеиваясь, барышня нажала на курок. Прогремел оглушительный выстрел. Молодой человек пошатнулся и стал медленно оседать на пол. Через минуту он скончался. Ценой огромных усилий Ардашев добился прекращения судебного производства в отношении подзащитной и передачи дела в Кавказскую духовную консисторию. Последняя, на основании 1470 статьи Уложения о наказаниях, определила предать Веронику Завьялову четырехлетней епитимье 20 под надзор ее духовного отца протоирея Власия Доброва.

У доходного дома стояла пролетка доктора Лисовского. Прислуга, завидев адвоката, встретила его у самого входа. С ее слов стало понятно, что сегодня ночью у старушки вновь случилось кошмарное виденье. Накануне вечером ей стали слышаться заупокойные голоса умерших родственников, а из противоположной стены на нее будто бы смотрели чьи-то глаза. Всю ночь горничная дежурила подле нее, а утром послали за доктором.

Пройдя смежные покои, адвокат вошел в спальню Загорской. Елизавета Родионовна полулежала в кровати. Рядом суетился врач.

– Вот и Клим Пантелеевич! – радостно приветствовала вошедшего хозяйка. – Пока вас не было, эти полицейские аспиды совсем замучили меня своими досужими расспросами.

– Полицейские?

– Ну да, приходил тут вместе с городовым один противный коротышка… Фамилию запамятовала…

– Уж не Каширин ли?

– Точно, он самый. Все выспрашивал, почему это вдруг я решила дом Сипягину продать. А я ему в ответ: «Было бы много лучше, ежели бы господа полицейские сами потрудились узнать, отчего этот купец ни с того ни с сего захотел мой дом приобресть. Я его к себе не зазывала и дом продавать не намеревалась». А то ведь приходит ко мне третьего дня и заявляет, что имеет виды на мою недвижимость: «Очень, Елизавета Родионовна, мне ваше усадебное место по душе». Но я-то ни сном ни духом, понять ничего не могу! Да и зачем мне доходного дома лишаться? А он опять: «Хочу купить особняк, дайте только цену!» Ну, я и назвала выше некуда, прости господи, – перекрестилась старушка, – аж самой стыдно стало! А зерноторговец как ни в чем не бывало попросил подать перо и чернильницу, достал чековую книжку и сказал: «Готов передать задаток в размере одной десятой от оговоренной суммы». Я, конечно, от неожиданности растерялась, а потом и рассудила: а что в этом плохого? Да ведь на такие деньжищи можно не один, а целых три дома возвести!

– А когда же он собирался произвести полный расчет? – осведомился присяжный поверенный.

– Через неделю. Так и сказал, сердечный: «Вернусь из Москвы и рассчитаюсь». Да ведь кто знал, что такое с ним приключиться может? А? Вот и меня, Клим Пантелеевич, смертушка моя караулит. Вчера ночью открываю глаза – а в комнате люди стоят, и все в монашеском облачении, только лица скрыты под черными капюшонами. Растянули они надо мной простыню, а на ней, как на большом холсте, мама моя, кою я никогда не видела, а с ней папа, муж, дети… Смотрят они на меня сверху и плачут горькими слезами. Вдруг входит главный монах и говорит: «Рано пришли. Ей еще три дня отведено». И тут же комната опустела. Я свечу зажгла и вижу, со стены кто-то на меня так внимательно смотрит. Страшно стало, я и давай звать прислугу. Нюра прибежала и начала меня теплым молоком отпаивать. – Загорская достала из-под подушки платок и смахнула набежавшие слезы.

– А скажите, Елизавета Родионовна, какие лекарства вы перед этим принимали? – справился адвокат.

– Порошки, что доктор прописал.

– А где они?

Старушка потянулась рукой к тумбочке и взяла пакетик:

– Вот, извольте.

– Что это за снадобья, Викентий Станиславович? – осведомился присяжный поверенный.

– Успокоительные средства общего свойства – смесь номер один.

– А точнее?

– Может быть, вы хотите, чтобы я написал вам его химический состав? – нервно задвигал усами Лисовский.

– Был бы вам крайне признателен.

– Но я не провизор, – раздраженно вымолвил эскулап.

– Хорошо. – И уже обращаясь к Загорской, Ардашев спросил: – Елизавета Родионовна, в какой аптеке вам купили эти лекарства?

– Их мне принес Викентий Станиславович.

– Видите ли, Клим Пантелеевич, так получилось, что у меня в саквояже как раз оказались нужные препараты, вот я их и передал, – стал оправдываться врач.

– Где вы их взяли?

– В Красной аптеке, на Николаевском… Клим Пантелеевич, скажите честно, вы мне не доверяете?

– Я просто хочу выяснить, могут ли эти лекарства вызвать галлюцинации.

– Никогда! Поверьте, это решительно невозможно!

– А вы не могли случайно перепутать эти порошки с какими-нибудь другими, тоже находившимися в вашем медицинском несессере?

– Позвольте-с, я практикую около двадцати лет и за это время ни разу не…

– И все-таки я бы хотел, чтобы в течение нескольких дней Елизавета Родионовна ничего не принимала, – перебил Лисовского Ардашев, нисколько не обращая внимания на его обиженный вид.

Кивнув, медик неохотно согласился.

– Вот и прекрасно, – адвокат незаметно опустил в карман пакетик с успокоительной смесью и метнул взгляд на дверь. Мягко ступая с пятки на носок, Клим Пантелеевич в два шага оказался у входных портьер и резко рванул на себя ручку. Перед ним возникло испуганное лицо камеристки со стаканом на подносе.

– Я ппри-несс-ла трав-вяной отвар, – заикаясь от неожиданного появления присяжного поверенного, едва выговорила прислуга.