Тайна пленного генерала

Щека пылала, зачем она его поцеловала? Что их могло связывать, кроме совместной службы? Он напряжённо слушал: прошло пять минут, десять, стрельбы не было, немцы не шумели. Шубин облегчённую откинул голову, задремал. Очнулся, когда застонал генерал; всполошился, подполз к нему. Беспалов бредил, бормотал бессвязные слова. Шубин успокаивал его как нянька, право слово, раненый затих, кажется задремал. Снова пришлось сидеть без дела, слушать.

Он посмотрел на часы – Настя отсутствовала уже больше часа. Закрылись глаза, навалился сон: закружились перед взором видения, вспыхивали и гасли картинки.

Везение кончилось, когда он очнулся – немцы в очередной раз прочёсывали завод, видимо, уже обшарили лес, убедились, что там никого нет. Где же тогда русские? Только здесь, на заводе! Надо лучше смотреть. Они шли по цехам густой цепью: скрипело кирпичная крошка под ногами; рылись в обломках, осматривали все закутки. Лейтенант напрягся, стиснул рукоятку автомата, поймал себя на мысли, что молится – да он лоб готов разбить, лишь бы их не нашли. И снова он упустил что-то важное, прозевал такой момент: немцы подошли, когда генерал Беспалов испустил тягучий стон – похолодела спина, затряслись руки. Он на корточках под полз к генералу, зажал ему рот – Беспалов снова стал биться в бреду, потом замолчал, прерывисто задышал. Поздно – немцы остановились, стали прислушиваться, потом начали что-то приглушённо говорить; кто-то подошёл ещё – это был конец. Оставалось только дорого продать свою жизнь. Генерала уже, согласно полученному приказу, придётся ликвидировать – он должен был выстрелить в него сразу, но не мог.

Кто-то из немцев отодвинул крышку; Шубин выстрелил ему по ногам – пехотинец вскрикнул, покатился по полу. Подбежали ещё двое и тут же попали под кинжальный огонь: один повалился возле люка, другой успел отпрыгнуть.

«Гранату не бросят, – мелькнула мысль. – Генерал им нужен живой».

Отчаяние прошло, лейтенант был собран и готов к бою. Наверху поднялся галдёж, забегали люди, снова показались чьи-то ноги. Шубин среагировал, но промазал, отбросил автомат с пустым магазином, схватил второй Настин. Боль в ноге была нестерпимой, но он забрался на ступени, высунулся, прошёлся очередью для острастки едва успел пригнуться – ответные пули застучали по полу. Кто-то перебежал за печь, спрятался; мелькали каски над заводским оборудованием – он бил по ним короткими очередями. Сколько он мог так продержаться? Автомат раскалился – железо жгло ладонь, ничего – не долго уже. Он присел, пережидая немецкую очередь, вставил в автомат последний магазин, снова высунулся, дал по кругу.

Стрелок засел на вершине печи, невозмутимо ждал, когда русский высунется хотя бы по грудь – дождался, пуля попала немцу в каску; он распростёрся на верхотуре, свесив руки. Шубин засмеялся – подходите, я вас всех угощу! Он спешил убить хотя бы ещё одного, а лучше двух. Автомат изрыгал язычки пламени, словно показывал маленькое жало. Глеб вдруг опомнился – хватит, оглянуться не успеешь как кончится магазин, и что тогда? Он скатился вниз едва не потеряв сознание от боли в ноге, подполз к генералу, тот смотрел на лейтенанта распахнутыми глазами – кажется он всё понял…

– Давай, Шубин, не смущайся! Жми на спуск! Другого выхода нет!

Глеб заревел от отчаяния и приставил ствол к груди генерала…

Неожиданно наверху рванула граната, за ней другая: душераздирающе завизжал раненый, слышно было как немцы бросились врассыпную…

– Командир, не стреляй! – в яму свалился Лёха Кошкин – страшный, как сама смерть, чумазый, оборванный, измазанный кровью, но живой! Он был растрёпан, душа нараспашку, горели воспалённые глаза, щека была обморожена.

– Кошкин? – изумился Глеб. – Ты что, живой?

– Да вот, не повезло! – красноармеец загадал дьявольским смехом, высунулся, полоснул очередью, снова пригнул голову. – Я в канаву свалился, а за мной трое фрицев полезли, развлечься хотели, посмотреть как я умирать буду – не дал я им такого удовольствия! Не знаю, что на меня нашло, командир, нож достал, давай их резать – самому страшно стало. По рожам ихним бил, по шеям, опомниться не успел, а они уже дёргаются как рыбы на крючке – жуть, в общем. Сознание потерял, очнулся как дороже замерзать начало. Эй, а ты чего тут замыслил? – Кошкин вдруг всмотрелся. – Прекращай, командир! Мы ещё повоюем… На, держи! – он выдернул из-за пояса полный магазин, бросил Шубину. – А Настя где?

– За помощью убежала.

– Это хорошо, значит есть во что верить, а?

Пустяк вроде, передышка, а силы появились. Глеб поспешил наверх, оттеснил плечом красноармейца. Немцы вели огонь: пулей рикошетили от пола, невозможно было высунуться, но подходить боялись.

– Сейчас полезут, командир! – Кошкин извлёк из подсумка гранату, судя по тоске в глазах последнюю, подбросил в руке. – Слушай, не зря же я к тебе пришёл? Надо попробовать выбраться. Бросаем гранату, стреляем, а как отвалят – вытаскивай генерала, а я прикрою…

Это был даже не план, а готовое руководство «как погибнуть». Шубин кивнул – а почему бы и нет?