Тайна пленного генерала

Немцы ползли иногда поднимались на колени, делали выстрел и снова ложились. Поднялись двое гитлеровцев, побежали в размеренном темпе, простучала очередь – один зарылся в снег и тот мгновенно окрасился кровью; второй неспешно залёг, со страхом покосился на отвоевавшегося товарища. Подтянулись ещё трое; полетела колотушка, упала недалеко от Вартаняна – взрывная волна оглушила бойца, с головы слетела шапка – контузило сильно, он с криком поднялся, стал стрелять во все стороны. Выстрел из карабина сбил Арсена с ног; потом взорвалась ещё одна граната, практически на том же месте, где он стоял. Кошкин всё это видел, в отчаянии выругался матом, – он стал пятиться, стрелял одиночными, видимо, хотел добраться до ближайшей канавы. Немцы не отставали: трое уже окружили разведчика, он послал в них последнюю пулю, сделал шаг назад, стоял без шапки на промозглом ветру. Немцы поднялись и двинулись прямо на него; Лёха не хотел терять последний шанс – прыгнул в канаву, к ней тут же устремились трое, открыли огонь, потом все трое стали спускаться. Плотный ком подкатил к горлу, он не должен был это видеть – Глеб тащил волокушу по полу, она цеплялась за неровности бетона, рвалась на штырях арматуры. Настя семенила, пыталась ему помочь. Цех был сквозным, на другой стороне зиял пролом, виднелись деревья.

– Настя, давай, дотащим до леса, там уйдём…

Не умерла ещё последняя надежда; Настя ожила, стала двигаться энергичнее, но нет – все напрасно – впереди уже были немцы: проехал грузовик, остановился, в задний бампер трёхтонника уперся мотоцикл – подошли дополнительные силы, перекрыли дорогу.

– Глеб, сюда! – Настя показала она разрушенную печь для обжига кирпичей.

Здесь стояли какие-то станки, валялись разбитые ящики, промасленная мешковина, крышка рифлёного технического люка лежала неровно, открывая дыру в полу, иначе ее бы не заметили – не осталось ничего другого, лишь бы генерала спрятать. Под цехом оказалась прямоугольная яма со ступенями, пространство крохотное – метр на два, возможно ниже был другой проход, но сейчас его полностью перекрыла расколовшаяся плита – Ладно, хоть так!

За стеной перекликались немцы, стрельба давно затихла. Генерал стонал, бился о ступени соскользнув с волокуши – это уже не имело значения. Настя пригнувшись, спустилась вниз. Шубин для с последним, резкая боль пропорола голень – нарвался таки на предательскую арматуру, он почувствовал как потекла кровь, но сжал зубы, отгоняя ненужные мысли, сбросил в яму мешковину надвинул крышку, присыпанную кирпичной крошкой…

Это были непростые минуты, но кажется сработало – немцы не должны обнаружить убежище. Здесь было хуже чем в переполненном трамвае: генерал стонал, Глеб зажимал ему рот, умолял не шуметь; Беспалов был частично в сознании, шептал что всё понимает, он постарается, но в следующую минуту погружался в беспамятство, снова метался и Глебу приходилось закрывать его вонючей мешковиной. Немцы лазили по заводу, громко перекликаясь; кто-то заглянул за печь – явственно проскрипели подошвы, в стороне прогремела автоматная очередь, потом немцы стали дружно ругаться, ясно, что недоразумение. Генерал тяжело дышал, мутнели его глаза. Шубин сделал попытку сменить позу и острая боль пронзила голень, нога была серьёзно повреждена. Засуетилась Настя, стала расстёгивать на себе ватник, добралась до нательной рубашки, оторвала от нее полосу…

– Только молчи, командир! – прошептал она. – Угораздило же тебя… Сиди спокойно, перевяжу как-нибудь.

После перевязки стало легче, но сил уже не было – Глеб откинул голову, крепче сжал трофейный автомат. Немцы продолжали прочёсывать завод: прошли совсем рядом, в их голосах звучало недоумение – куда пропали русские? Они не могли добежать до леса, или всё же смогли? Похоже приказ они получили категоричный и уходить не собирались! Рычали моторы, звучали отдалённые команды – значит решили всё таки прочесать ещё и участок леса. Неужели не заметят следы волокуши?

Медленно текло время, с момента погружения в яму прошло уже минут сорок, но немцы всё ещё были здесь. Генерал что-то шептал, временами связано…

– Слушай, лейтенант, – проговорила Настя. – Я сейчас буду говорить, а ты постарайся унять свою врождённую вредность – другого выхода нет! Беспалов плох, может начаться гангрена, ему надо срочно в госпиталь; немцы уходить не собираются. Даже если соберемся, вдвоем мы его не дотащим – вспомни про свою ногу. Один из нас должен выбраться и дойти до наших. Угадай, кто? Правильно, это не ты! Вспомни, опять же, про свою ногу… Я пойду без оружия, налегке, попытаюсь проскользнуть – речка рядом, за лесом; наши на том берегу – проползу, я быстрая, лёгкая… Не срастётся – ну что же, мы хотя бы попытались! Держи мой автомат, вот ещё один магазин – я бережливая, черт возьми.

Сказать было нечего; Шубин был слаб, он предельно устал, нога болела зверски. Настя отложила автомат посмотрела на своего командира, потом зачем-то поцеловала его в щёку и стала пробираться к люку. Скорчилась под крышкой, долго слушала, потом приподняла её и выползла наружу.