Тайна последнего предсказания

Когда двое уставших, перепачканных дорожной пылью путников вошли в каменный зал, он был пуст. Тишина, царившая в этом месте, странным образом одновременно пугала и дарила умиротворение. В центре, на постаменте, как и много лет назад, стояла мраморная статуя. За десять минувших лет она ни капли не изменилась.

– Это и есть то самое место? Мрачновато, как по мне, – поёжился Сезар.

Нострадамус не ответил. Поймав взглядом лик статуи, мужчина вглядывался в него со злостью и трепетом.

– Я здесь. Явился, как ты и предрекал. Доволен? Ну, что же ты молчишь? Я готов пойти на сделку с тобой, – выкрикнул он.

– Мишель, быть может, всё-таки не стоит? – пытался образумить друга поэт, но тот был глух к его предостережениям.

– Стоит, друг мой, стоит. Да и не ты ли десять лет назад удивлялся упущенному мною шансу? Я всё исправлю.

Окропив подножие статуи своей кровью, мужчина набрал в лёгкие побольше воздуха и крикнул, заставив голос отразиться от каменных стен:

– Абраксас! Яви свою мощь!

Послышался тихий гул, стены словно заходили ходуном. Сезар, не скрывая ужаса, вжался в одну из колонн. Мишель же не сдвинулся с места. Мужчина, как и прежде, не спускал глаз с немой статуи. Зал заволокло плотной густой пеленой. Происходило ли это в реальности или было плодом воображения Нострадамуса, сказать было сложно. Мужчина почувствовал, как холод, исходящий от мраморной статуи, подобрался к нему и мёртвой рукой пробежал по коже. В голове Мишеля раздался голос:

– Ты пришел принять мой дар?

– Да, – твёрдо ответил Нострадамус.

– У него есть своя цена.

– Я готов её заплатить. Чего ты хочешь?

– Однажды твой дар послужит мне, а после вернётся в небытие, из которого пришёл, – произнес голос.

– Я согласен.

– Ты обретёшь способность ломать границы времени и пространства. Прошлое, настоящее и будущее отныне станут для тебя единым целым. Ты сможешь заглянуть в любое из мгновений великого мироздания. Да будет так…

В следующую секунду тело Нострадамуса стало тяжелеть. Его кожа оставалась холодной, но мужчине казалось, что её охватило пламя. Раскинув руки в стороны, Мишель упал на колени и запрокинул голову. Что-то невидимое, но мощное и осязаемое проникало в его тело, разливаясь по венам. Разум наполнялся ярким светом, множеством нечётких образов, неясных звуков. Мишель то лишался зрения, то видел себя со стороны. До слуха долетали то смех, то крики и плач, проносившиеся, казалось, сквозь года. Голова закружилась, заболела, грозясь лопнуть, разорваться. Отчаянно цепляясь за жизнь, Мишель схватил ртом воздух, захрипел и вдруг рухнул на ледяной пол.

– Мишель, Мишель! – Сезар тряс лежащего на спине мужчину, стараясь привести его в чувства. Наконец Нострадамус открыл глаза и сел, озираясь по сторонам.

– Что ты видел? – спросил он у друга.

– Лишь то, как ты потерял сознание, друг мой.

– Свершилось. Всё получилось.

Мишель посмотрел на свои руки, коснулся лица, волос. В своём облике он не заметил ничего странного, необычного, но точно знал, ощущал, что где-то внутри стал совершенно другим. Взглянув в растерянное, встревоженное лицо друга, Нострадамус припомнил давний разговор. «Помнится, Сезар однажды обмолвился, что отдал бы всё на свете, лишь бы дожить до того момента, когда его стихи будет декламировать вся Франция. Что, если попросить Абраксаса выполнить его желание? Судьба уже показала мне, что я был не прав, отвергнув предложение Абраксаса. Вдруг его вмешательство поможет Сезару стать немного счастливее?» Нострадамус взглянул на друга и коснулся его плеча.

– Я попрошу его исполнить одну твою просьбу.

– Мою? Я даже не знаю…

– Ты мечтаешь дожить до момента, когда о твоём таланте будут слагать легенды. И ты доживёшь.

Нострадамус поднялся на ноги, подошёл к статуе и мысленно обратился к богу. «Ты знаешь, о чём я думаю, слышишь мою просьбу. Так исполни её».

– А-а-а-а… – Сезар двумя руками схватился за голову, в его глазах замерли удивление и страх.

– Что такое?

– Голос, я слышал его в своей голове.

– Что он сказал?

– Цена за дар жизни – дар творения, – повторил Сезар. – Что это значит?

– Что твоё желание исполнилось.

Видение оборвалось, когда комнату Мадлен наполнил пронзительный звон. Вскочив с кровати, Мадлен бросилась к окну. Казалось, все церкви Парижа одновременно ударили в набат. У стен Лувра послышались громкие голоса гвардейцев. Сквозь оглушающий звон колоколов девушка сумела расслышать крики стражников:

– В Париже началось восстание!

Глава 13. День баррикад

La voix du peuple est la voix de Dieu.

Голос народа – голос Бога.

Колокола церквей Сен-Северен и Сен-Бенуа не смолкали все утро. Разбуженные набатом обитатели Лувра в недоумении и страхе выбегали из замка. Чтобы не допустить паники, гвардейцам пришлось на время закрыть главные двери королевского дворца и запретить покидать стены Лувра.