Тайна пропавшего ученика

– Но ведь тот, кто по собственной воле идёт работать в кочегарку, и так не большого ума. Как и те, кто с ним водится.

Флинн прищурилась. Между двумя ширмами, почти растворяясь в темноте, сидел парень, сосед Гарабины по столовой. Различить можно было лишь его обращённое к ним светлое луноподобное лицо.

– Да это же Стуре Аной, – прошептал Касим. – Тот ещё идиот.

И тут как раскаты грома прозвучал голос Фёдора:

– А, вот оно что! Я-то считаю, что тем, кто по ночам занимается какими-то тёмными исследованиями, место скорее в Доме теней. Вот это и будет по уму, нет?

Мгновенно наступила гробовая тишина. Экспресс громыхал по рельсам, и перестук колёс был единственным звуком в темноте. Наконец Пегс с шумом выдохнула, словно посреди вздоха забыла, как это правильно делается.

Медленно, очень медленно Стуре Аной выкатился на своей банкетке на середину прохода.

– Требую сатисфакции! – прошипел он. Взгляд его светло-голубых, как у хаски, глаз пересёкся с угольным взглядом Фёдора.

Сатисфакция… Отмщение? Флинн, ничего не понимая, переводила взгляд с него на Фёдора.

– С радостью, – сквозь зубы процедил Фёдор, и слово угрозой повисло в воздухе. – В это же время, ровно через неделю. Не опаздывай.

– Не волнуйся, – прошипел Стуре. – Если требуется поставить на место кого-то вроде тебя, я всегда готов.

С этими словами он опять скрылся за ширмами.

– Пойдём, – тихо сказала Флинн и, протиснувшись мимо Гарабины, открыла вагонную дверь. В лицо им ударил ледяной ветер.

Под покровом темноты Флинн, Пегс, Касим и Фёдор проскользнули ко второму вагону для самостоятельных занятий. По дороге им никто не встретился, кроме одной парочки семнадцатилетних, уединившейся в тамбуре, чтобы спокойно пообниматься в полумраке наружного освещения.

– Фёдор, что это сейчас было? – спросила Флинн, когда они проходили мимо парочки. – Что за фигня с тенями?

Фёдор ничего не ответил.

– Дом теней, – поправила Пегс. – Официальное название Домус Делектус. Это ещё одна школа. Фёдору, наверное, жить надоело, если он употребил это слово как ругательство. Говорят, это самое жуткое место на свете. По слухам, ученики становятся там бесчувственными марионетками, которых интересуют только деньги и власть.

Где-то вдалеке раскаркались вороны. Флинн, пытаясь согреться, потёрла руки.

– А при чём тут сатисфакция? – спросила она, обернувшись к Фёдору, в то время как Пегс и Касим уже вошли в вагон. – Вы же не собираетесь драться на дуэли?

Здесь, в ночном тумане, это странное предположение показалось ужасающе реальным.

– Собираемся, – хрипло сказал Фёдор и прибавил, обгоняя Флинн: – Я проучу этого Стуре. Давно пора. Может, тогда павлины наконец-то научатся принимать меня всерьёз.

Ветер унёс его слова. Флинн пристально смотрела ему вслед, не зная, что и думать.

– В жизни не слыхала ничего глупее, – в конце концов определилась она, остановившись как раз рядом с обнимающейся парочкой. – Вы оба, видать, совсем спятили.

Павлины рядом с ней возмущённо подняли головы.

– Подрасти сперва, – парировала девушка, и они с её кавалером удалились в конец состава.

Флинн не обратила на них никакого внимания. Фёдор придержал перед ней дверь второго вагона для самостоятельных занятий, стараясь не смотреть в её сторону. С яростно бьющимся сердцем Флинн вошла внутрь.

– Стуре ещё более чокнутый, чем Фёдор, – сказал Касим, слышавший их разговор. – Если речь идёт о мышечной силе, то Фёдор любому фору даст.

Фёдор, снявший с ремня фонарик, чтобы осветить помещение, тут же направил луч света вниз.

– То есть ты хочешь сказать, что я сильный, но тупой? – По хриплому голосу и складкам на лбу можно было догадаться, что ещё немного – и он взорвётся. – То, что я не стараюсь на каждом шагу облегчить себе жизнь, ещё не означает, что я глуп. – Его голос грозно гремел по вагону, словно предвестие бури.

Сейчас Флинн страшно хотелось, чтобы Фёдор был не просто непавом, как она, а настоящим павлином. Вряд ли он так бы злился на павлинов, если бы сам был одним из них. Зря она попросила Фёдора о помощи – вместе с Пегс и Касимом, – это всё равно что поместить ворону в одну клетку с двумя комнатными птицами.

– Ну вот что. – Она пнула парту своим грубым ботинком. Все, включая Фёдора, вздрогнули. – Я здесь из-за Йонте. Из-за билетов. И лучше я буду всё делать одна.

Флинн потянулась замёрзшей рукой за фонариком.

Фёдор не сводил с неё глаз. «Останься, пожалуйста, останься, – пронеслось в её сознании. – Пожалуйста, останься и помоги мне искать!»

Летели секунды. «Он останется, – подумала Флинн, – он обязательно останется».

Но Фёдор швырнул фонарик на пол. Луч света затанцевал по вагону, по очереди выхватывая их лица: испуганное – Пегс, в ужасе – Касима, искажённое гневом – Фёдора. А потом – лицо Флинн, совершенно несчастное. Фонарик, позвякивая, подкатился к её ногам.