Но есть причина и другого рода. Для расшифровки литературных мистификаций требуется аналитический подход, незашоренное мышление, научная смелость подвергать сомнению даже кажущееся очевидным, и в этой области литературы люди сторонних наук оказались в выигрышном положении по сравнению с советскими пушкинистами, привыкшими рассматривать тексты и поступки Пушкина с точки зрения устоявшихся авторитетов — и к тому же воспитанными на идеологических стереотипах восприятия облика поэта и оценок его поступков и взглядов. Вот почему получилось так, что пушкинскими мистификациями занялись преимущественно
VI
Незадолго до смерти Н. Я. Эйдельман заявил во всеуслышание, что у Пушкина остались неразгаданными 40 тайн и еще одна, главная, 41-я, —
Как и во всем, Пушкин был гением и в мистификациях. Его страсть к розыгрышам и тайнам (не случайно он стал и членом масонской ложи) привела к тому, что практически все творчество зрелого Пушкина нами до сих пор воспринимается исключительно на интуитивном уровне, а к истинным замыслам его главных произведений мы подбираемся только сегодня. Мало того, выстраивая и свою жизнь и судьбу, как литературу, Пушкин был автором и главных мифов о себе самом —
Пролить свет на Тайну Пушкина, показать, что она присутствовала практически на всех этапах его жизни и духовного пути и сообщала дополнительное измерение его произведениям и поступкам, — и есть задача этой книги.
Глава 1
Как Пушкин нас брал на арапа
Против милой жена не утешит.
Семью не составляют из двух половин.
I
Во времена Пушкина большинство браков совершалось не на небесах; в еще большей степени это относится к XVIII веку. Браки по расчету родителей были настолько обычным делом, что участь женщины того времени может вызывать только сочувствие. Поскольку браки были церковными и разводные дела находились в ведении синода, развестись было чрезвычайно трудно. Основанием для развода могло послужить прелюбодеяние, но если такого рода грех мужа обществом не осуждался и был практически ненаказуем, то прелюбодеяние жены могло стать основанием не только для развода, но и для жестокого наказания согрешившей женщины. При этом «виновная в прелюбодеянии жена осуждалась на всегдашнее безбрачие, а мужу предоставлялось право вступить в новый брак. Замечательно, что относительно мужа подобных свидетельств практика Московской Консистории не представляет — обыкновенно ему назначается только наказание, а о воспрещении последующего брака умалчивается». (А. И. Загоровский, «Развод по русскому праву».) Помимо этого серьезного светского наказания (невозможность завести семью и детей, признанных обществом) назначалось еще и духовное — «семилетняя эпитимия с выдержанием год в монастыре. Бывали, впрочем случаи назначения 14-летней и 15-летней эпитимии».