Иосиф не находил себе места, и сон не шел к нему. Он не мог смириться с таким приговором. «Отстоять справедливость и спасти притесненного от рук притеснителя…» — эти слова Закона стучали у него в висках и никак не шли из головы. Когда Каифа, не скрывая удовлетворения, сообщил членам синедриона, что Пилат утвердил приговор назаретянину, он решил предложить деньги, много денег, взять Иешуа в свой дом и не позволять ему проповедовать более — что угодно, только не допустить распятия. Однако он не знал, кому предложить эти деньги. С красными воспаленными глазами, неопрятный, с растрепанной бородой и волосами, он теперь мало напоминал богатого и влиятельного члена синедриона. Иосиф Аримафейский решил попытаться спасти Иешуа во второй раз.
Но и во второй раз у него ничего не вышло. Иешуа был спокоен и полон достоинства. Иосиф не смог его уговорить, хотя деньги все равно сделали свое дело — стража поменяла Иешуа и Вараввана в их камерах местами. Иосиф теперь вспоминал, как Иешуа увещевал его не делать и этого:
— Послушай, добрый человек, — говорил он ровно, с достоинством, будто объясняя вполне очевидные истины маленькому ребенку. —
Так все и произошло.
И теперь Иосифу более ничего не оставалось, как снять тело с креста и похоронить. Согласие Пилата было получено, и они с кем-то из учеников Иешуа перенесли его тело в сад, где, заботясь о своем собственном бренном теле после смерти, Иосиф выкупил гробницу. Там, в пещере, они уложили завернутое в саван тело Иешуа на каменное ложе, прикрыли вход камнем и удалились.
Они пришли через три дня. Тела в гробнице не было.
Часть 2
Перстень святой Катерины
Глава 1
Codex Sinaticus
— Так вы хотите, чтобы я отправился в Египет? — Сергей Михайлович оторвал глаза от лежащих на столе бумаг и взглянул на сидящего перед ним посетителя. — И сделал это незамедлительно?
— Ну что вы, профессор, разве я смею настаивать? Просто мне почему-то кажется, что вам и самому не терпится пройти по стопам барона Людвига фон Бекендорфа. Разве поездка в Египет не стала бы логичным продолжением ваших исследований в области библейских рукописей? — Голос Ганса Мюллера, а именно так представился неожиданно заявившийся к Трубецкому домой иностранец, звучал уверенно и даже несколько вальяжно.
Что же, он был прав, и Сергей Михайлович был вынужден мысленно признать сей очевидный факт. Их беседа продолжалась уже больше часа, и то, что незваный гость рассказал Трубецкому, было просто невероятно заманчиво.