Тайна распятия

Было воскресенье, на дворе — середина ноября, слякоть и гололед, и Сергей Михайлович счел за благо провести этот день дома, посвятив его своим исследованиям. За последние несколько месяцев он значительно продвинулся в изучении проблемы перевода Библии и ныне добрался до самых ее истоков, то есть буквально — до первоисточников. Задача на данном этапе формулировалась просто: где же все-таки находится начало всех начал? Какую из известных науке древних рукописей следует считать истинным Новым Заветом? Существуют ли подлинники Ветхого Завета, учитывая более чем солидный возраст Священного Писания? Оказалось, что в мире насчитывается всего три наиболее древних и хорошо сохранившихся списка Библии: Александрийский, Ватиканский и Синайский кодексы, каждый из которых содержит полностью или частично оба завета, причем в некоторых случаях с неканоническими дополнениями. Все эти кодексы написаны по-гречески и, по некоторым признакам, датируются IV–VI веками от Рождества Христова. Впрочем, достоверных данных о возрасте этих рукописей до сих пор нет.

Каждый из кодексов имеет свою историю, полную загадок. Считается, что наибольший вклад в их изучение внес живший в XIX веке немецкий ученый — палеограф, богослов и русский дворянин, барон Людвиг фон Бекендорф. В частности, с его именем связывают сенсационное открытие так называемого Синайского кодекса в монастыре Святой Катерины, что у подножия горы Синай. Бекендорф был профессором Лейпцигского университета и оставил огромное богословское наследие, с которым каждый уважающий себя ученый-палеограф просто обязан был ознакомиться. Трубецкой не был исключением. Именно в одной из работ Бекендорфа, посвященной критическому анализу Нового Завета, Сергей Михайлович как-то прочитал удивительный вывод немецкого ученого: «Во многих отрывках Нового Завета содержатся такие серьезные искажения смысла, что мы вынуждены с болью в сердце признать, что не знаем, о чем на самом деле писали апостолы». Вот так, ни больше и ни меньше!

Именно поэтому, когда воскресным вечером в его дверь позвонил незваный гость, представившийся Гансом Мюллером из Лейпцига, который приехал к профессору Трубецкому по срочному делу, связанному с именем Бекендорфа, Сергей Михайлович проявил гостеприимство и пригласил иностранца в дом. Впрочем, уже тогда кое-что его насторожило. «Иметь в Германии имя Ганс и фамилию Мюллер — все равно что не иметь ни имени, ни фамилии, — мелькнула у Трубецкого мысль, когда он закрывал за гостем дверь. — Наверное, это вымышленное имя… Однако посмотрим, что ему нужно». Он предложил господину Мюллеру оставить пальто в прихожей и пройти в его кабинет.

У Сергея Михайловича была буквально минута, чтобы рассмотреть гостя. Иностранец был худощав, лет пятидесяти и, видимо, в прекрасной физической форме. Отличный темно-серый костюм из холодной шерсти в мелкую полоску, безукоризненная белая сорочка и со вкусом подобранный галстук свидетельствовали о респектабельности посетителя. Он был аккуратнейшим образом подстрижен и чисто выбрит. Трубецкой же был одет и выглядел по-домашнему, что, к счастью, его совершенно не смущало.

— У меня обстановка рабочая, я гостей не ждал, — сказал для проформы Сергей Михайлович, занимая место в своем любимом кожаном кресле и указывая на заваленный бумагами стол. — Прошу вас, садитесь, — пригласил он гостя.

— Пожалуйста, не беспокойтесь, — заметил на это иностранец, присаживаясь на единственный имеющийся в комнате стул. — Незваный гость хуже хазарина — так, по-моему, говорят в России? Это я прошу прощения, что потревожил вас без предупреждения, однако дело, по которому я прилетел из Германии, не терпит отлагательств. Кстати, чтобы развеять ваши возможные сомнения о незваном госте в моем лице, я хотел бы предложить вашему вниманию письменную рекомендацию от одного вашего старого знакомого. Он же дал мне ваш домашний адрес.

Мюллер протянул Трубецкому незапечатанный конверт, в котором лежало адресованное Сергею Михайловичу письмо на русском языке. В нем содержались самые положительные рекомендации относительно господина Мюллера и просьба содействовать ему по мере возможности. Письмо было написано на бланке Библейского общества Великобритании, а под ним стояла подпись: доктор философии Натан Ковальский.

— Вот как? — спросил с удивлением Трубецкой. — Натан теперь возглавляет такую авторитетную структуру? Не знал. Рад за него. Так чем могу служить, господин Мюллер? Где вы научились так хорошо говорить по-русски?