– Элк, ты правда ничего не помнишь? Из ночных приключений? – Рябухин внезапно сменил тему разговора. – Даже кто это был? Я видел только ноги и руки в перчатках. И как Лизавета умирала. Как вспомню, так повеситься хочется. Это невыносимо.
– Ты о чем? Где ты это видел?
– В мужском туалете, где же еще? Ночью.
Услышав про мужской туалет, Петр едва не закашлялся: опять выплывало это проклятое место. Сперва Михась узрел там Рябухина со шваброй, а теперь сам Рябухин утверждает, что главное убийство произошло именно там.
– Я там была? – не поверила Элла. – В мужском туалете? У тебя как с мозгами?
– Стояла рядом, даже меня освободила. Открыла мою кабинку. Кто-то меня закрыл, я так понимаю – убийца… А ты открыла потом. Когда ни его, ни мертвой Лизаветы уже не было.
– Меня там не было, запомни. Что мне делать в мужском туалете? Да еще ночью! Ты спятил!
– Но это же смешно, мы оба там были, и никто не видел лица убийцы. Он надругался над Лизкой, как мог. Она сдавленно стонала и всхипывала… Во рту у нее, скорее всего, был кляп. Или скотчем он ей рот заклеил. Скажи кому-нибудь – ни за что не поверят.
– Я ничего не помню, еще раз повторяю тебе.
Петр слушал их диалог с колотящимся сердцем, боясь шелохнуться. Многие факты становились на место. В частности, швабра в руках Рябухина, которую видел Михась, обретала конкретный смысл.
– Тебя кто-то одурманил? У тебя вся ночнушка была в крови, словно специально обрызгали. И пол был забрызган. Я потом затирал. Как ему удалось меня так закрыть? Я бился, как буйвол. Как дальше жить с этим? Человека зарезали практически при мне, а я ничего не смог сделать.
– Точно я тебя освободила? – с сомнением поинтересовалась Элла. – Ты не путаешь? Может, кто другой?
– Что ты заладила: я да я… Я тебя видел, как сейчас. Правда, глаза у тебя были такие, словно мысленно ты далеко-далеко. Ты на вопросы не отвечала, ничего не слышала. Тебя словно загипнотизировали. Еще точней – запрограммировали.
– Боже мой, – навзрыд произнесла Элла, начав ходить по каюте, – все говорят про гипноз. Я что, действительно была похожа на сомнамбулу? Между прочим, загипнотизировать меня мог только один человек, и он мертв, ты знаешь. Но зачем ему это было надо? И как ему это удалось? Нет, я так дальше не могу.
С этими словами Элла выскочила из каюты. Рябухин потоптался и направился следом за ней. Спустя минуту и Петр кое-как выбрался из своего укрытия. Ему требовалось время, чтобы переварить услышанное.
Его задело, что супруга доверяет однокурснику больше, чем ему, бывшему мужу. С ним отделывается односложными ответами, даже готова закатить скандал, лишь бы он отстал. С патологоанатомом – более лояльна, обходительна. С чего бы это?
Петр попытался представить картину прошедшей ночи.
Итак, Рябухин пошел в туалет. С кем не бывает… По какой-то причине Невидимка выбрал туалет для расправы с Хмельницкой. Чем он руководствовался, непонятно. Возможно, хотел лишний раз унизить бедняжку.
Где вообще на теплоходе подходящее место для убийства? «Бекетов» – объект для отдыха и развлечений. Будь он, Петр Фролов, убийцей, какое бы место выбрал он? Туалет – отнюдь не самый плохой вариант!
Туда Невидимка притащил Хмельницкую, еще живую. Возможно, чем-то одурманенную. Надругался, как мог. Кричала ли она или ее рот был заклеен скотчем? Может, и руки были связаны.
Правда, перед тем как закопать труп, он снял и скотч, и веревку. Это сейчас неважно. Уже в который раз Петр пытался понять, чем вызвана такая жестокость, чем она объясняется. За что так кромсать спину жертвы?
Он попытался в мыслях двигаться дальше. Итак, Невидимка приволок жертву, проверил кабинки – все пустые, кроме одной, где притаился патологоанатом. Он ее запер так, что изнутри Жора, как ни пытался, выбраться не смог. Ему пришлось наблюдать через щель между дверью и полом. Многого там не увидишь. Петр попытался вспомнить эту узкую щель – кажется, там вообще ничего не видно.
Но это со слов Рябухина…
А что, если Невидимка и не запирал кабинку? И не проверял их, надеясь, что все спят по каютам и в туалете никого нет. Ведь раннее утро же!
Жора просто струсил и сидел, как заяц под кустом, боясь шелохнуться.
Что он мог заметить? Окровавленные руки в перчатках? Нож в спине Лизаветы? Убийцу он точно не видел! Иначе бы вел себя по-другому. Или его вообще не было бы в живых.
Петр представил себя на месте патологоанатома. Жуть! Но, может, он и не пытался открыть? Сейчас никто ничего не докажет.
Теперь понятно, почему Рябухин закурил, почему за борт прыгнул.
Быть рядом и не спасти! Малодушие? Минутная слабость? Шок? Крест, который ему нести до конца дней. Преступное бездействие. Обычная трусость!
Более того, он даже не распознал убийцу! Не увидел его! Обидно? Не то слово! И рассказать кому – не поверят. Кабинку, видите ли, не смог открыть! Смех!
Петр взялся за ручку двери, но выходить передумал. Новая мысль заставила его изменить план действий. Может ли струсить охотник? Человек, руки которого привыкли к оружию. Да и патологоанатом – профессия отнюдь не для слабонервных. Как все это понимать?
Что-то здесь не стыкуется…