— Прокоп! Прокоп! — что есть силы стала звать она и яростно трясти колокольчик.
— Может, спросим, что случилось-то? — осторожно предложил Егор Афанасьевич.
— Барин, миленький… — завыла баба, не вставая с колен и обращаясь теперь к нему. — Мужик мой помирает… С крыши упал… Крышу-то — будь она неладна! — чинил, да не удержался… И на кол напоролся…
— И что? — иронично изогнула бровь Дарья Сергеевна. — Может, ему врача надо? Или вовсе отвезти его в больницу?
Баба растерянно переводила заплаканные глаза с барыни на Егора Афанасьевича.
— Звали, барыня? — на веранде показался вечный страж Прокоп — молчаливый кряжистый мужик с окладистой бородой, который везде ходил со своей неизменной плетью и был готов тотчас же исполнить любое приказание хозяйки.
— Как ты допустил? — взвилась Дарья Сергеевна. — Почему эта глупая баба нарушила наш покой — мой и моих гостей?
— Извиняйте, барыня… — смутился Прокоп, почесав в затылке. — Недогляд вышел…
— За этот недогляд ты ответишь потом, а сейчас поучи-ка уму-разуму эту дурищу… — приказала она. — Будет знать, как барыню тревожить…
— Слушаюсь, — поклонился Прокоп и тут же распрямил плеть.
Она просвистела в воздухе и обрушилась на спину несчастной. Видно, Прокоп не рассчитал своих сил — удар получился слишком сильным. Женщина дёрнулась и закричала.
— Ты ещё будешь тут голос подавать? — возмутилась хозяйка. — Бей её, Прокоп, бей, как следует!
И Прокоп бил, раз за разом опуская плеть и уже не разбирая, куда приходится удар. Баба глухо стонала и пыталась отползти подальше, при этом странно подволакивая ноги.
— Ладно, хватит, — махнула рукой Дарья Сергеевна. — Пусть убирается вон!
— Вставай! — скомандовал Прокоп, прервав экзекуцию.
Но баба никак не могла подняться. Она лишь беспомощно ползала по полу.
— Будешь спектакли разыгрывать? — опять закричала хозяйка. — Тебе мало?
— Дарья Сергеевна, да у неё, похоже, перебит позвоночник… — задумчиво проговорил Егор Афанасьевич. — Перестарались вы… Она теперь не встанет.
— Прокоп, тогда тащи её отсюда, — досадливо поморщилась хозяйка. — Меня это дело изрядно утомило…
— Слушаюсь, барыня, — привычно поклонился Прокоп и, подхватив несчастную бабу, поволок её на выход.
— Вот и любимая чашка разбилась… — посетовала Дарья Сергеевна. — Никак не приучу этот глупый народ к порядку… Так о чём, бишь, мы толковали? А, господа?
Она тут же успокоилась и вновь мило защебетала.
— Да мы о крепостном театре говорили… — напомнил Степан Маркович, который до сих пор хранил молчание.
И все трое как ни в чём не бывало принялись обсуждать более приятную тему.
… Даша от увиденного в очередной раз пришла в ужас. Если бы могла, то тут же кинулась бы восстанавливать справедливость! Прямо-таки рвалась в бой. Не знала, правда, как это сделать, но прекратить беспредел требовало её горячее сердце. И ещё было обидно и стыдно за дальнюю родственницу. Не думала Даша, что у неё в роду такой монстр.
«Картинка» сменилась, и вот уже чуть оправившаяся Лукерья склонилась над каким-то предметом. Даша пригляделась и увидела, что это изящная дамская перчатка. «Откуда она у неё? — подумала девушка. — Не иначе как у Дарьи Сергеевны подобрала…»
— Будь ты проклята, барыня-змеюка! — с ненавистью выдохнула Лукерья, судорожно комкая перчатку. — Не пожалела моего Ярославушку, сокола ясного, что любил больше жизни… Гореть тебе в аду, сатанинское отродье!
Она поместила вещь в глубокую чашу и стала бросать туда один за другим какие-то предметы со стола, бормоча при этом слова заклинания. Потом зажгла свечу и полила содержимое чаши горячим воском.
Добросердечная Лукерья, обладая сильным даром, никогда прежде не пускала его в ход для тёмных дел. В деревне даже и не думали, что ей подвластно такое. Женщина обычно выступала в роли местной знахарки — лечила травами да кореньями, заговаривала болезни и просто помогала ласковым словом. Измученный жизнью крестьянин, бывало, поговорит с ней, расскажет о своих бедах — и глядишь, ему на сердце полегчает. А творить чёрные дела, наводить порчи и проклятия Лукерье и в голову не приходило. Да она толком и не знала, способна ли на такое.
Оказывается, способна. Выходит, не всё можно решить миром. И теперь её было уже не остановить. Она вдруг почувствовала, как из самых глубин души поднимаются такие неукротимые мрачные силы, что их не унять. И силы эти требовали одного — незамедлительной жестокой мести.
Глава 11