Тайна родимых пятен или невероятные приключения Тишки Бедового и его друзей

За эту неразборчивость и неуёмную секс-активность Петька не раз был сурово бит отцами, братьями и женихами жертв скоротечной любви. И отец частенько прикладывал руку – с ремнём или палкой – к задним частям похотливого сынка. Бывало и в погреб сажал… для охлаждения пыла. Чем бы всё кончилось – неизвестно, но только положила на Петьку глаз и свою тяжёлую руку местная достопримечательность – Палашка, засидевшаяся в девках дочь кузнеца Кузьмы Горелого.

Примечательна была Палашка всем, кроме… женственности. А всё потому, что Кузьма, не дождавшись от жены Александры рождения сына, решил передать своё огненно-железное ремесло дочке. И не прогадал: девушка так увлеклась кузнечным делом, что вскоре и отца обошла. Сметливая оказалась! Ну, а ростом и силой Бог не обделил: одной рукой пудовый молот играючи поднимала, заднее колесо от трактора заталкивала в кузню без посторонней помощи!

Дочкину силу ощущал на себе и Кузьма, когда в какой-нибудь праздник или так, без повода, коленно-локтевым образом возвращался поздно домой от кума Прошки, или шурина Гараськи, или ещё от кого. Как только мычание мужа и отца, тыкающегося лбом в калитку, доходило до ушей видевших не первый сон жены и дочери, первой вставала Палашка.

Открыв калитку, дочь носком ноги приподнимала слюнявый подбородок батьки и, сурово нахмурив брови, хмыкала:

– Какой же Вы, отче, хилый стали!

После чего решительно брала Кузьму одной рукой за сползшие на заднице штаны, а другой – за шиворот рубахи. По-мужски крякнув, поднимала папашу как мешок с трухлявой соломой и, посапывая, относила в сарай. Аккуратно положив безжизненное тело на сено, говорила:

– Так-то лучше… А с утра поговорим…

Как Петька очутился в упомянутом сарае в объятиях Палашки, не может взять в толк до сих пор, даже по истечении стольких лет неповторимой супружеской жизни. Помнил только, что этому предшествовал уж очень развесёлый вечер. Тогда и дивчину отхватил видную – Маньку Небедную, с быстро наливающимся телом девушку, дочь колхозного бухгалтера. После чего ночные перспективы вырисовывались радужные и сладкие, как мёд в мае. Видать от этого чувственного подъёма, душевного и физического, хватил лишку местного благородного напитка.

Пляски и песни на поляне под раскидистой вербой; волнующие запахи летнего вечера и пушистых волос Мани… И, впоследствии, полный провал памяти…

Очнулся от тупой боли в голове и ощущения, будто скован по рукам и ногам. В ноздри бил острый запах прелой соломы и овчинного кожуха. Попытка пошевелиться привела к тому, что сжатие усилилось, даже кости заныли. Кое-как раскрыв глаза, поморгав ими изрядно, Петька онемел от осознания полной обречённости своего положения, к тому же – оголённого! “Ну, кажется, – влип!” – ударила камнем тоскливая мысль и рассыпалась на жгучие мелкие кусочки.

Сильные руки и ноги рослой Палашки намертво зажали движущиеся части тела, мягко говоря, не очень крупного гуляки. Внушительных размеров правая грудь удобно умостилась на Петькиной шее, а подбородок плотно лежал на левом ухе. Девушка с умиротворённо-счастливым лицом целиком обнимала парня и почти не дышала, а только иногда вздрагивала в ответ на попытки предмета своей нежности пошевелиться. Оба были в первозданном райском одеянии, в смысле – разоблачении…

Что было дальше, Петька пытается не вспоминать… без нужды.

Пока он думал, как быть – будить ли привалившее “счастье” или незаметно ускользнуть – дверь сарая со скрежетом открылась, и в её проёме возник взлохмаченный, с оттенком слабого бешенства, лик Кузьмы!

Так совпало, что кузнец в тот злосчастный вечер засиделся у кума Прошки, по случаю обмывания купленного в райцентре поросёнка. Правда, самой скотинки уже не было – по дороге сдохла. Но, причина-то осталась! Даже усилилась… Как настоящий родственник, Кузьма не мог оставить кума наедине со своим горем.

Привычно доползши до калитки, ткнувшись в трухлявые доски, кузнец мычал не долго – уснул мертвецки… Разбудило Кузьму коровье стадо, направлявшееся за село. Пастухи поотстали, поэтому смышлёная корова Лидка остановилась в недоумении перед необычным препятствием – человеческим телом. Соображая, что бы это значило, она подняла голову и утробно и нудно замычала:

– Му-у-у!

Коровье приветствие было таким громогласным и неожиданным, что Кузьма мгновенно пришёл в себя, солдатиком вскочил на ноги, поправил смятую одежду и, плюнув оторопевшей скотине в морду, хрипло гаркнул:

– Сгинь, проклятое отродье!

Корова, ошалев от такой учтивости, в страхе выпучила глаза. Затем, несмотря на свои габариты, проворно отпрыгнула в сторону. Задрала хвост и, нагнув голову, предсмертно замычав, с удивительной быстротой кинулась за стадом. Подоспевшие пастухи с удивлением поглядывали на опрометью бежавшую перепуганную корову и на разъярённого кузнеца. Переглянувшись, двинулись дальше.