Весь следующий час Роджер пролежал в тени на спине на расстоянии пары ярдов от молодежи, и, поскольку смотрел в небо, не мог видеть, как рука Энтони осторожно выбралась из кармана брюк и занялась пощипыванием травы на поляне, что продолжалось примерно минут десять, а потом накрыла другую руку – куда меньшего размера, которая все это время лежала на траве без движения, будто нарочно дожидаясь этого момента. Как мы уже говорили, Роджер не мог всего этого видеть, но, несмотря на это, нисколько не сомневался, что все именно так и происходило.
Глава 10
Чай, фарфор и любовь
– Между прочим, я хочу предупредить вас, что мисс Уильямсон не просто секретарша и занимает в этом доме весьма важное место. Разумеется, ей приходится выполнять и секретарскую работу, которой, кстати сказать, очень немного, но большую часть времени она проводит в лаборатории, где помогает хозяину. Она, хочу заметить, училась в Кембридже, где и получила ученую степень, – сказала Маргарет, а потом со смешком добавила: – Вот и выглядит как синий чулок.
Часы показывали половину пятого, когда союзники собрались в гостиной доктора Вейна в ожидании чая и остальных обитателей дома. Маргарет и Энтони демонстрировали признаки некоторой нервозности, хотя ответить на вопрос, почему они нервничают, молодые люди, пожалуй, не смогли бы. Что же касается Роджера, то он, как обычно, был собран, держался уверенно и времени зря не терял. Так, не успели они войти в гостиную, как он посвятил несколько минут разглядыванию выставленных в двух стеклянных шкафах образцов прекрасной фарфоровой посуды. Некоторые большие тарелки с особенно красивым орнаментом даже висели на стене. Роджер не слишком хорошо разбирался в таких вещах, но обладал широким кругозором и поверхностными знаниями во многих областях, что позволяло ему поддерживать беседу практически на любую тему, в том числе и о китайском или севрском фарфоре.
– Только не вздумайте насмехаться надо мной, Маргарет, – сказал он, рассматривая огромную композицию из дрезденского фарфора, на которой были запечатлены фигурки людей, рассаживавшихся вокруг стола для игры в вист. Качество проработки кружев на воротниках и дамских веерах, которые, казалось, могли затрепетать от легчайшего ветерка, поражало точностью, тонкостью и изысканностью. – Но все это действительно безумно красиво. Вот только я никогда не поверю, что эту коллекцию собрала ваша кузина.
– Нет, это коллекция Джорджа. Его единственное хобби, если, конечно, не считать лаборатории, заставленной колбами, ретортами и всевозможным оборудованием. А в чем, собственно, дело?
– Просто я подумал, что такого рода коллекционирование плохо соотносится с кратким описанием характера миссис Вейн, которое вы мне дали. Но это, пожалуй, даже к лучшему. Когда я начну в присутствии Джорджа расхваливать его коллекцию, он полюбит меня, как родного брата. Мне приходилось встречаться с фанатичными коллекционерами, и я знаю, как с ними общаться.
– Вы совершенно правы, – Маргарет улыбнулась. – Это, вне всякого сомнения, кратчайший путь к его сердцу.
– Да он состариться успеет, слушая сказочки кузена Роджера о фарфоре, – начал было с сарказмом в голосе Энтони, когда звук открывающейся двери заставил его замолчать.
Глядя на двух вошедших в комнату, трудно было сказать, кто из них являл собой более колоритный персонаж. По крайней мере мисс Уильямсон, на полшага опередившая своего работодателя, немедленно привлекла бы к себе внимание в любой компании. Она отличалась высоким ростом, чрезвычайной худобой, очень короткой стрижкой и обладала высокими скулами и холодными, слегка выпуклыми голубыми глазами с твердым пронизывающим взглядом, приобретавшим, казалось, гипнотические свойства из-за сверкающего пенсне. Ее платье было безупречно чистым, почти монашеской скромности и свободного покроя, по причине чего возникало впечатление, что оно предназначено не только для повседневного ношения, но также, по примеру халата, для выполнения определенного рода деятельности. Короче говоря, эта особа относилась, вне всякого сомнения, к категории так называемых странных женщин, при взгляде на которых широкой публике обычно приходит на ум одно-единственное слово – феминистка.
Однако, несмотря на все вышесказанное, ни у кого не повернулся бы язык назвать мисс Уильямсон грубой или мужеподобной. Конечно, красавицей она тоже ни в коем случае не была, но своеобразной женской привлекательностью все-таки обладала. «Весьма примечательная особа. Весьма…» – сказал себе Роджер ровно через две секунды после того, как она вошла в комнату.