— Вы не жалеете, что приняли это решение?
— Нет.
— А что, с вашей точки зрения, лучше — монархия или республика?
— Я не могу сказать, что лучше. Я испытал на себе и то и другое, побыл и монархом, и политиком. Но, вы знаете, политик приходит на высокую должность на четыре-пять лет, будь то должность президента или премьера. А царь может рассчитывать лет на двадцать пять. И чем больше люди разочаровываются в политиках, тем больше веса может иметь монархия.
— А вам не кажется, что в двадцатом веке происходило постепенное вырождение тех монархий, которые сохранились?
— Что вы имеете в виду?
— Во-первых, вырождение политическое, когда монарх по сути лишен всякой власти и исполняет лишь церемониальные функции. А во-вторых, нравственное, когда члены монаршей семьи теряют ощущение того, что они призваны на особое служение, и личная жизнь у них оказывается на первом месте. Те скандалы, которые происходят в королевских семьях Европы, являются ярким тому подтверждением.
— В то же время мир не стоит на месте, и монархия тоже может развиваться. Например, в прежние времена браки между монаршими особами заключались только внутри королевских домов. Но сейчас это правило невозможно строго соблюдать. Есть очень разные случаи…
Царь задумался и после небольшой паузы сказал:
— Монарх может оказывать нравственное влияние на общество, даже если лишен реальных рычагов политической власти. Но, конечно, при условии, что он воспринимает свою роль именно как служение своему народу. Я вам приведу один пример. Мой родственник король бельгийцев Бодуэн был глубоко верующим человеком. А Парламент Бельгии решил принять закон, разрешающий аборты. Король был против, но по Конституции он не имел права не подписать закон, получивший большинство голосов в Парламенте. И что, вы думаете, он сделал? Отрекся от престола. Нравственные принципы не позволили ему подписать закон.
— Но ведь потом он вернулся на престол.
— Да. Парламент проголосовал за закон, а потом короля пригласили снова занять трон. Но могли не пригласить.
— Таким образом, он результата не добился.
— Нет. Но он показал свою твердую позицию. И дал понять, что соблюдение нравственных и религиозных принципов для него важнее королевского трона.
— Иными словами, монарх как некий нравственный ориентир. Как «удерживающий».
— Да, если хотите. И еще монарх в некоторых странах играет роль хранителя основной религии. У британского монарха даже титул такой: «защитник веры».
— Кажется, не так давно этот титул поменяли на «защитник вер», чтобы он больше соответствовал современным тенденциям. Ведь Церковь Англии перестала быть господствующей религией в Великобритании. Католиков там сейчас все больше. А еще мусульмане, иудеи, индуисты.
— Да, вы правы. Но если говорить о Болгарии, то здесь на протяжении более тысячи лет православное христианство является религиозной и культурной доминантой. Даже пятисотлетнее турецкое владычество не смогло поколебать верность болгар Православию.
— Ваше Величество, я хотел бы поблагодарить вас за твердую позицию, которую вы заняли в отношении Болгарской Церкви и раскола, — сказал митрополит. — В этом проявилась ваша глубокая церковная интуиция.
— Для меня не было вопроса, кого поддерживать, — ответил царь. — Болгарская Церковь может быть только одна, никакой альтернативной церкви быть не может. И единство Церкви должно быть превыше любой политической конъюнктуры.
— Ведь Патриарха Максима обвиняли в сотрудничестве с коммунистической властью и на этом основании пытались сместить после ее падения. То же самое происходило в Румынии, где хотели удалить на покой Патриарха Феоктиста. И в Русской Церкви в начале девяностых стали обвинять иерархов в сотрудничестве с властью: чуть ли не все они были агентами КГБ. А когда архивы раскрыли, то ничего компрометирующего не нашлось, кроме того, что Церковь существовала в тех рамках, которые были для нее отведены безбожной властью.
Монарх снова ответил не сразу.
— Вот вы говорите, что архивы раскрыли, — сказал он задумчиво. — А я пытался отыскать какую-то информацию, которая помогла бы понять, отчего умер мой отец. Одни считают, что его отравили по указанию Гитлера, недовольного тем, что он отказался посылать солдат на восточный фронт и уничтожать болгарских евреев. А другие утверждают, что следы ведут в Москву. Сталин якобы решил, что царь будет мешать установить в Болгарии после войны коммунистический режим. Когда я был в Москве, я спросил, можно ли найти в архивах какие-то материалы, проливающие свет на этот вопрос. Разумеется, к российским архивам меня не подпустили.
Митрополит замолчал. Архивы открылись в девяностые годы. Благодаря этому удалось восстановить биографии многих мучеников советского времени. Именно архивные материалы, в том числе протоколы допросов, ложились в основу решений о причислении репрессированных священнослужителей и мирян к лику святых. Разумеется, не могли быть канонизированы те, кто на допросах оговаривал других или отрекался от веры.