Я резко откинул голову. И жутко на себя разозлился. Потому что мне следовало догадаться – она непременно задаст этот вопрос. Тот самый, который унизит меня, приведет в смятение, заставит вспомнить о первом моем жестком и разрушительном вторжении в частную женскую жизнь.
Мерси я нашел здесь прошлым летом – той ночью отец сжег написанный ею роман дотла. Она убежала из дома и спряталась в одной из спален в заведении Шелковой Марш. В компании с одним джентльменом. Впрочем, вряд ли можно было назвать того типа таковым. Поскольку истинный джентльмен никогда не станет требовать таких услуг в обмен на деньги, которые ей были нужны, чтобы убежать от теряющего разум преподобного Андерхилла. Что до меня, я тогда выступил в роли домашнего пса, цербера, скалящего маленькие желтые зубы и норовящего порвать брюки любому покусившемуся на мое добро. Осознание того, что женщина, которую ты любишь, существо вполне земное и ей ведомы те же искушения, что и тебе, должно было привести в ужас – если верить старым девам и газетным моралистам. Но сам я вырос на дне. Я не какой-то там клерк с маленькими усиками щеточкой, которому дома нужна серая молчаливая мышка, чтобы готовить, скрести, убирать и постоянно лгать мужу. Почему мне тогда вдруг взбрело в голову освободить Мерси от самого предсказуемого и вполне естественного желания, сам до сих пор не понимаю.
Зато теперь я понимал, что поступил с нею просто постыдно, и это тогда, когда она особенно нуждалась в моей поддержке. Доморощенная жестокость, при одном воспоминании о которой на душе начинали скрести кошки. И Шелковая Марш, разумеется, не преминула воспользоваться этим.
Она провела пальцем по ободку рюмки. Выжидала. Хотела видеть мою реакцию. Сидела, слегка склонив голову набок, без намека на улыбку. Словно решила быть доброй. Мое же терпение было уже на исходе, варианты ограничены, и потом я пришел к ней вовсе не для того, чтобы обсуждать Мерси Андерхилл.
– В какие бы игры тут не играла, ясно одно. Ты стоишь за всем этим, – сказал я. Выражение ее лица не изменилось, по-прежнему печально терпеливое. – Связи с Гейтсом через партийные связи, с Варкером и Коулзом – через деньги, и, похоже, ты хорошо осведомлена о делах Малквина. И карьера моя под угрозой с тех пор, как все это началось. Ты, конечно, страшно довольна. А когда я говорю об игре, то имею в виду вот что: все мы лишь оловянные солдатики, которых ты сталкиваешь друг с другом.
– Большая честь вдруг узнать, что кто-то считает меня мастером кукловодом. – Слово «кукловод» прозвучало в ее устах как комплимент. – Так вы пришли поздравить меня с этим, так, что ли?
– Я пришел допросить тебя. И ты скажешь мне всю правду.
– А мне это зачем?
Я всем телом подался вперед.
– Да затем, что ты будешь кайфовать. Как кайфовала, видя, что я истекаю кровью.
Она глотнула бренди, опустила ресницы, выдохнула, чувствуя, как жидкость растекается по горлу, и смотрела так, словно я поцеловал ее в ямочку у шеи. Она всегда делала вид, что ей страшно приятно, когда мужчины покупают ее, в эти моменты казалось, что лицо ее так и излучает золотистое сияние. Но мне нужен был правдивый, а не искусно сфабрикованный ответ. И я не знал, испытывает ли Шелковая Марш удовольствие, торгуя своим телом. Не думаю, что это так, хотя выбор партнеров у нее всегда был достаточно богат. Но она, как и политики, испытывала наслаждение от разного рода игр. Особенно от тех, где она была центром, как бы шестом мироздания, а я – непрерывно вертящимся вокруг него обручем.
– Я вот что думаю, – пробормотал я. – Думаю, что когда разрушил твой бизнес по торговле телами птенчиков, тебе понадобился новый источник дохода.
Она снова склонила голову, помахала перед носом табакеркой.
– Варкер и Коулз сделали тебе выгодное предложение, обещали платить за то, чтобы ты давала ложные показания в суде при опознании похищенных рабов. В этом бизнесе крутятся огромные деньги. Малквин, пользуясь своим служебным положением, помогал ловить и задерживать чернокожих.
– Все верно, – милым голоском произнесла она. – Вы действительно проделали очень неплохую работу. Вот только жаль, что вовлекли своего замечательного брата в такую грязную историю.
Она намеревалась подцепить меня на крючок и почти преуспела в этом. Но начало было положено. И я принял вызов.
– Жаль, что он знает, что за всем этим стоишь ты. И, похоже, милее ему ты от этого не стала. И вот еще что. Ни разу в жизни не видел, чтобы он отказался от возможности бесплатно трахнуться с кем угодно, кто только под руку подвернется.
Глаза ее тотчас остекленели. И заблестели, но не от влаги. Стали похожи на твердый отполированный кристалл. Я видел в них свое отражение, видел, как она мысленно рвет меня – о, так мучительно медленно! – на мелкие кусочки.
Ну, говори же, взмолился про себя я. Хоть что-нибудь скажи мне. Что угодно.
Шелковая Марш тихо усмехнулась, скрестила стройные ножки.