Тайна семи

«Ну, раз уж вы настаиваете, мистер Уайлд… О, возьмите еще, не стесняйтесь, вы же холостяк, насколько я понимаю, так что не часто выпадает возможность полакомиться домашней выпечкой, а у меня всегда есть запас, на случай, если заглянут гости. Так вот, как-то раз мы гуляли в лесу – у нас был летний домик на Лонг-Айленд – и наткнулись на щенка, он запутался в птичьей ловушке. Просто умирал с голоду, бедное создание. Весь такой беленький, глазки голубые, а на одном ушке коричневое такое пятнышко. Ну, мы освободили его из пут, а потом брат выхаживал его и без слез слышать не мог, что в нашем доме щенку не место. Но отец настаивал, он у нас никогда не был любителем домашних животных. И никаких возражений не принимал.

И вот папа решил отдать его какому-то фермеру, живущему по соседству, и той ночью я вдруг проснулась с ощущением, что чего-то не хватает, сбежала вниз и увидела, что весь дом перевернут вверх дном, а Ратерфорд и щенок пропали. Я знала все потайные уголки, где прятался мой брат, и вскоре нашла их под навесом крыши, над конюшнями, с недельным запасом еды, которую брат стащил из кладовой. Ратерфорд хотел переждать, досидеть там до конца каникул. Но в соломе притаился паук, потом выполз и ужалил моего маленького брата в ладонь. Можете себе представить? И тут я впала в панику, мистер Уайлд. Всегда впадаю, если что случается с братом. Рука у него страшно распухла, но он все равно отказывался идти домой, так полюбил своего щеночка. Ну, и я закричала, стала звать на помощь родителей. И, слава богу, что так поступила. Ратерфорд едва не умер от заражения крови.

О, пожалуйста, вы уж простите, меня всегда заносит, когда рассказываю эту историю. Я так перепугалась, видя, как распухла и страшно покраснела его маленькая ручка. Ведь ему тогда было всего шесть. Вы очень добры… Так вот… Нет, спасибо, я уже успокоилась. А Ратерфорд, когда поправился, настоял на своем. И они с этим псом были просто неразлучны, до тех пор, пока он не поехал учиться в университет.

Так что сами видите… Я хорошо знаю Ратерфорда. И полагаю… о, как же трудно в этом признаться. Да, думаю, у него была любовница. В Олбани. Я сразу это почувствовала: походка его изменилась, улыбка стала другой. Сразу было видно: брат влюблен, я нутром это чувствовала. Должна вам признаться, я долго думала, кто она такая, эта таинственная женщина из Олбани, и почему-то вообразила, что она или актриса, или музыкантша. Из тех неукротимых необузданных прелестниц, которые никогда не могут быть хорошей парой серьезному человеку, в особенности политику. Ну, я и решила: пусть уж лучше ничего не рассказывает мне о ней, иначе взорвусь, не выдержу, наговорю ему гадостей.

Если б он доверился мне, признался, что объектом его поклонения является Люси Райт… Мы с ним обедали вместе в тот день, когда он узнал о ее смерти, понимаете? И мне невыносимо само воспоминание о том, как он тогда убивался. Был опечален больше, чем если б потерял любого из членов нашей семьи. Нет, прямо он об этом не говорил, но с тех пор Ратерфорд уже не таков, как прежде. И мне невыносима сама мысль о том, как он с самого утра сидит в доме один-одинешенек, и рядом нет ни единой живой души, могущей его утешить. Уповает лишь на свою силу характера.

Видела ли я эту его служанку? Нет, никогда. Бедняжка. Так жестоко убита… Просто не в силах даже помыслить об этом. Нет, Ратерфорд навещал меня регулярно, а вот я у него не бывала. Он всегда говорил, что скучает по мне и домашнему уюту, который я умею создать, – всем известно, что хозяйка я просто исключительная, мистер Уайлд, говорю это вам без лишней скромности. Но теперь просто представить не могу, почему он так и не познакомил нас. Я бы сразу все поняла, все поняла, увидев их вместе. Сразу догадалась бы, что никакая она не женщина из Олбани.

Как, вам уже пора? Заходите в любое время, мистер Уайлд, вы найдете здесь самый теплый прием. И мне страшно жаль эту бедную женщину. Знаете, я часто представляю, какой она была. Белокурые волосы, нежные голубые глаза, деятельная и такая грациозная… Я сожалею, что не была знакома с Люси Райт, мистер Уайлд. Жаль, что Ратерфорд мне не доверял. Мне неважно, насколько низкого происхождения или положения она была, я бы ни за что не разочаровала брата».

Меня она уж определенно не разочаровала.

Вместо портрета Ратерфорда Гейтса я получил настоящую фреску, развернутую настенную роспись. Что же касалось истинного портрета Люси Райт, я предпочитал пока приберечь его для себя.

Подперев рукой подбородок, я внимательно разглядывал рисунок.

Гейтс, как ни крути, почти идеальный во всех отношениях подозреваемый. Подозреваемый, который лгал. Подозреваемый с мотивом.

Но если верить его сестре, он однажды едва не погиб, спасая щенка…

Я добавил несколько последних штрихов к ее прическе, задумчиво почесал щеку, а затем снова растянулся на восхитительно теплом полу и придвинул к себе еще один лист бумаги.