Тайна семи

Не знаю, долго ли я смотрел на это письмо. Сколько ударов этот крайне неудобный орган в груди произвел, колотясь о реберную клетку, тоже не представляю. Сидел, точно околдованный. Потом перечитал письмо снова, и понял нечто такое, от чего вдруг в груди появилось болезненное ощущение пустоты.

Мерси не просто пребывает в унынии. Все прежние ее письма были другими, слова наполнены страстью, пусть сквозь них проглядывали заумный и пестрый хаос, ярость, пусть за улыбкой виделся оскал зубов, но они были выстроены четко. И разумны. Для нее они были все равно что дети – она помнила наизусть и читала сонеты, написанные ею еще в двенадцатилетнем возрасте. Мысль о том, что она смотрит на то, что написала, и не узнает, не понимает, была сродни мысли о том, что Бог по ошибке принял человека за змею. И я исключал возможность того, что она просто устала в обоих случаях, когда писала…

Мерси больна.

Я механически потянулся за чаем. Чай не помог. Я чувствовал себя так, словно какой-то мясник отдирает мои мышцы от костей.

– Плохие новости, – тихо заметила миссис Боэм.

– Хуже не бывает, – глухо ответил я.

– А что в коробке? Она от вашего брата.

– Наверное, мне это ни к чему.

– Вот как? А он мне всегда нравился, ваш брат.

– Он нравится абсолютно всем. Даже время от времени мне самому. Да вы вскройте посылку, если вам того хочется.

Она вскрыла, с энтузиазмом, больше подходящим шестилетнему ребенку, вскрывающему коробки и пакеты с подарками рождественским утром. И когда развязала все веревочки, сорвала оберточную бумагу и заглянула в коробку, морщинки озабоченности исчезли, а лицо так и просветлело от восторга.

– Krásný![33] – воскликнула она. Очевидно, вмиг забыла немецкий язык, и богемское происхождение восторжествовало.

Тут и я не сдержался и тоже заглянул в коробку.

Миссис Боэм гладила пальцем стопку аккуратно сложенной подержанной одежды. Да, она была не новая, но явно фабричного производства – и ткани, и швы просто безупречны. О том, что кто-то прежде носил ее, можно было догадаться лишь по немного обтрепанной петле для пуговицы и складке здесь и там. В коробке лежала белая рубашка, ткань нежная и мягкая, как гусиный пух. Двубортный жилет из бархата с сапфировым оттенком. Прекрасно скроенные шерстяные брюки. Шелковый алый галстук. И, наконец, сюртук цвета голубиного крыла, с самыми длинными и эффектно развевающимися фалдами сзади.

И все это небольшого размера. В самый раз для стройного и не очень высокого мужчины.

Миссис Боэм с блеском в глазах передала мне приложенную записку.

Только попробуй опозорить меня на партийном приеме, и я нос тебе сверну.

И тут я уперся лбом в стол. Помотал головой, прижимаясь разбитой бровью к дереву. Приятное ощущение. Оно почему-то утешало.

– О чем думаете? – встревоженно спросила миссис Боэм.

– Думаю, когда придет момент, я наконец-то пойму, что жизнь моя кончена. Хотя уже сейчас можно сказать, что она разбита окончательно и бесповоротно.

– И?..

– Все здесь, – вздохнул я. – Можно уже не ждать. Конец настал.

Глава 22

Целомудрие моей дочери, как гражданки Америки, защитить невозможно, поскольку в жилах ее течет африканская кровь. А следовательно, у нее нет прав и оснований надеяться на уважение со стороны белого мужчины. Она не наделена добродетелями, с которыми мог бы считаться белый мужчина. У нее нет чести, которой бы восхищался белый мужчина. Нет ни одного из тех благородных качеств, которые бы он мог бы оценить.

Уильям М. Митчелл. Подземная железная дорога, 1860

И вот я вырядился в эти обновки и отправился на бал демократической партии.

Вопреки моим ожиданиям, он оказался весьма занимательным и был насыщен событиями.

Праздники такого рода проводились в Касл Гарден, на самом южном окончании острова. Мне всегда нравилось здесь, особенно на побережье. Выйдя из Бэттери, ты сразу ощущал дуновение ветерка на лице, словно плыл посреди реки, а с небольших игровых площадок, окружающих Касл Гарден, открывался вид на широкую, просто широченную бухту. Некогда здесь была крепость, круглое оборонительное сооружение из красного кирпича, возведенное на искусственном насыпном островке – от него уходил в море длиннющий каменный мост для променада. Я бывал здесь десятки раз.

Однако это не спасло меня от изумления, когда, прибыв туда вечером, я увидел шумные многоголосые толпы гостей.