Тайна семи

Словом, она была настоящая красавица. И эту часть истории невозможно не принимать в расчет. Увы, но она имеет большое значение. Миссис Адамс была самой красивой женщиной из всех, каких мне только доводилось видеть.

– Вы ранены, мэм? – Наконец-то я обрел дар речи и вскочил на ноги.

– Мне нужен полицейский, – ответила она.

– Вы пришли по адресу. Прошу, присядьте, – сказал я, а мистер Пист торопливо налил ей стакан воды. Похоже, миссис Адамс просто не замечала стула, и тогда я протянул ей руку, и она безвольно, точно марионетка, управляемая новым кукольником, двинулась за мной. – Мы вам поможем.

– Умоляю, помогите!

Слегка надтреснутый голос оказался глубже и ниже, чем можно было ожидать от женщины столь изящного телосложения. От него у меня по шее пробежали мурашки; показалось, что если она крикнет во всю глотку, то сможет направить корабли на скалы. Одному богу ведомо, сколько кораблей затерялось той ночью в шторме, а ведь плыли на них жители Нью-Йорка, которым так и не суждено было вернуться домой. Но она, конечно, тут ни при чем. Большинство сказали бы: не повезло. Такова уж судьба. Рок. Или даже воля Божья. Но я не мог удержаться от этой мысли при звуках ее голоса. Уж если он так цеплял мужчину, то запросто может сбить с курса какой-нибудь пароход и отправить его на опасную отмель.

– Можете полностью нам доверять, – мягко заметил я. – Просто расскажите мне, что случилось, и я все улажу.

Наши глаза встретились. Ее стали бледными и прозрачными, как тонкая пластина сланца.

– Ограбление.

– Что украли? – осведомился я.

– Мою семью, – ответила она.

Глава 1

Зло, на которое мы жалуемся, лишь усиливается. Европа наводняет нашу страну эмигрантами. Великобритания приводит такие цифры: в нашу страну депортированы двадцать пять миллионов человек, из них около миллиона ирландских бедняков. Все это окончательно разрушит американский рынок труда.

Мистер Левин, член Нативистской американской партии[5]

, цитата из «Нью-Йорк геральд» за 1846 г.

Я слишком хорошо успел узнать свой город. И особой любви и привязанности к нему не испытываю.

Возможно, было бы куда как лучше жить в полуразвалившейся каменной лачуге на побережье Испании, по утрам забрасывать сеть и ловить сардины, по ночам долго слушать, как кто-то перебирает струны гитары, наигрывая обрывки мелодий. Или же держать таверну в маленьком и меланхоличном английском городке. Наливать пинты пива вдовцам, вечерами читать стихи. Не знаю, я никогда не выезжал из этого города, так что не могу сказать наверняка. И мое знание о чужих странах почерпнуто только из книг. И все же думаю, что вполне возможно хорошо знать город – и вместе с тем любить его. Во всяком случае, надеюсь, что так бывает.

Нет, наверное, главная проблема состоит в том, что я полицейский и работаю в отделении Шестого округа на Манхэттене и понимаю, что человек с медной звездой призван на службу не для того, чтобы ходить дозором по улицам. Нет, он должен собирать факты и раскрывать преступления, а я, наверное, не слишком, знаете ли, расположен вникать в подробности некоторых преступлений. Ну, по крайней мере, хотя бы наполовину.

К примеру, тем утром, в Валентинов день, я проснулся с неприятным ощущением, что кто-то где-то в этом полумиллионом городе наверняка нарушил закон, а я представления не имею, кто бы это мог быть. А все потому, что накануне в мою маленькую каморку без окон в Гробницах пожаловал не кто иной, как шеф полиции Джордж Вашингтон Мэтселл – наш бесспорный лидер, неукротимый и напористый, как носорог, борец с преступностью, человек, просто обожающий задавать мне неразрешимые загадки.

Д. В. Мэтселл производил впечатление уже хотя бы потому, что был огромен – рост свыше шести футов, вес фунтов триста, и ни унцией меньше. Но не только поэтому. Он производил впечатление, потому как разум и воля его напоминали поезд, мчащийся на всех парах. До назначения нашим шефом он работал судьей и успел прославиться на этом поприще. Ну, а поскольку мы, простые копы, являем собой разношерстную и неорганизованную шайку – это еще мягко сказано, – теперь он уже перестал быть знаменитым. Что, впрочем, его не слишком расстраивало.