Тайна шкатулки с драгоценностями

Высказавшись, Ортоли отошел. Почему он вдруг решил заговорить с нами? Может, он проведал, что мы назвали его имя помощнику капитана? Может, он нам адресовал свой упрек?

— Похоже, он хотел показать нам, что обо всем знает, — предположил Стриженый.

Как чудесно было на палубе, со всех сторон обдуваемой легким ветерком! Берега скрылись из виду, со всех сторон плескались волны — и ничего больше. Мы плыли по Ионическому морю, а ночью должны были подойти совсем близко к Греции. Греция! Перед отплытием из Марселя нам не раз являлась в мечтах эта волшебная страна, посетить которую предстояло лишь на обратном пути. Однако сейчас наши мысли занимали отнюдь не Акрополь и не Парфенон.

Опускался вечер. Кафи весь день провел в помещении для перевозки животных, теперь же мы отвели его к себе в «подвал», чтобы он не беспокоил своим лаем пассажиров первого класса. Затем мы отправились на ужин. В столовой все обсуждали события минувшего дня, и даже Гий, обычно витавший в облаках, заметил, что большинство пассажиров прихватило с собой сумочки, портфели, чемоданчики. Это объяснялось очень просто: люди перестали доверять друг другу. В конце ужина в нашу столовую зашел помощник капитана, появление которого прервало все разговоры. Его обычно улыбающееся, приветливое лицо на этот раз было серьезно.

— Наши уважаемые гости! Вы, очевидно, уже в курсе того, что в двенадцать часов дня на нашем судне произошел крайне неприятный случай: у одной из пассажирок пропали драгоценности. Принимая во внимание всю значительность этой кражи — а речь идет, несомненно, о краже, — мы с капитаном провели расследование, которое, к сожалению, до настоящего времени не принесло ощутимых результатов.

Моряк сделал небольшую паузу и продолжал: '— Нам было бы весьма неприятно оскорблять пассажиров обыском. Однако, если до прибытия в Александрию драгоценности не будут найдены, мы, к своему величайшему сожалению, будем вынуждены провести досмотр членов экипажа и пассажиров, которые сойдут на берег в этом порту. В случае необходимости нам придется повторять эту процедуру во всех портах, куда мы будем заходить. Однако от этих крайних мер можно было бы и отказаться. Мы обращаемся сейчас к человеку, совершившему этот неблаговидный поступок, если, конечно, он находится здесь, в зале. Мы предлагаем ему оставить шкатулку с драгоценностями в том месте, которое он выберет сам, и известить об этом администрацию, бросив записку — разумеется, без всякой подписи — в ящик для жалоб и предложений. Этот человек, несомненно, понимает, что проскользнуть сквозь расставленную нами сеть невозможно, а потому предпочтет возвратить украденное. В этом случае мы обещаем немедленно прекратить начатое расследование.

Пока помощник капитана произносил эту речь, в зале царило полное молчание. Когда же он закончил свое обращение, одни пассажиры зааплодировали, другие же открыто выказывали неодобрение.

— Жаль помощника, ему не позавидуешь, — вздохнула Мади. — Но еще больше мне жаль пожилую даму и ее внучку. Честно говоря, я сильно сомневаюсь, что угроза обыска испугает вора.

— Мне тоже что-то не верится, — согласился Стриженый. — С такими деньжищами ворюга легко не расстанется! Наверняка найдет какой-нибудь способ вынести драгоценности и при этом не попасться. Если шкатулку украл этот матрос, он вряд ли клюнет на удочку помощника. Для этого он слишком умен.

ЗВОНОК БУДИЛЬНИКА

После ужина мы вернулись на палубу. За время нашей трапезы погода успела испортиться. Резко похолодало, а на море поднялось довольно сильное волнение.

— Пошли в каюту, — предложила Мади.

Спать ей не хотелось, и она решила проводить нас в «подвал». Кафи страшно обрадовался появлению всех шестерых. И вновь разговор вернулся к событиям уходящего дня.

Мне кажется, — начал Гий, — что все: капитан, помощник и полицейские — подозревают дежурного по палубе, хотя помощник и старается выгородить его перед нами. Как знать, может, после нашего ухода капитан попросил инспекторов приглядеться к нему поближе.

Вполне возможно, — согласился Стриженый. — Не исключено, что полицейские устроят ночью засаду у его каюты, чтобы проследить, не отправится ли он снова на верхнюю палубу.

Другими словами, господа из сыскной полиции решили перейти нам дорогу, — обиженно заключил Сапожник. — Скажу вам честно: терпеть не могу, когда кто-то пытается водить меня за нос. Впрочем, я вовсе не уверен, что у них что-нибудь получится. Как-никак их всего лишь двое, а нас — шестеро. И это не считая Кафи!

Он яростно разворошил свою черную шевелюру и воскликнул:

— Кафи! Черт побери! Как это нам раньше в голову не пришло?! Мы могли бы сами распутать все дело, если бы догадались дать ему понюхать что-нибудь из вещей этого Ортоли. Кафи провел бы нас по его следам по всему судну. И мы бы уже знали, поднимался ли он на верхнюю палубу, в помещение для животных. Сегодня уже поздно, но вот завтра утром… — И, повернувшись ко мне, спросил: — Не понимаю, Тиду, как это ты сразу не подумал о своей собаке?