Тайна старого городища

Дед, ни слова не говоря, звонит какому-то самому важному начальнику и требует машину. А надо сказать, что дед всех этих энкавэдэшников лечил добросовестно и ответственно, за что его и уважали. Начальник поначалу решительно отказал: мол, у нас свой врач есть, а каждому свой век отпущен, и спорить тут не о чем. Дед доказывает, что меру не начальнику и не врачу определять, а кому-то другому. Ну, в общем, дал ему начальник свою машину, разрешил больного осмотреть. Случай был тяжелый, осмотр затянулся, и пришлось деду там заночевать.

И вот поди ж ты — стечение обстоятельств! Утром приезжает туда этот самый местный начальник, с которым дед беседовал вечером, а следом за ним важный чин из Москвы. Неожиданно, без всяких предупреждений! И, едва в кабинет вошел, едва свои мандаты предъявил, теряет сознание. Вот просто раз и упал! Свита его в полной панике, местное начальство — тоже! Побежали в санчасть, а там, как нарочно, дед!

Начальник колонии его срочно вызвал. Прибежал дед в кабинет и всех выгнал. Какой-то там был офицер, приезжий, который принял деда за зэка, начал на него материться, чуть не с кулаками. Дед его в ответ обматерил и велел увести. Представляете! Дед велел выгнать офицера НКВД! А приезжего начальника сразу положил на операционный стол, и операцию сделал успешно. И лежали в палате рядом чин из НКВД и зэк.

Чин-то, как в себя пришел, сразу все понял. Позвал начальника, пошептался с ним, а тот позвал деда и сказал, что, дескать, произошло недоразумение, и сосед его, этого приезжего чина, по палате — вольнонаемный. То есть вроде как и дед-то лечил не зэка, а вольнонаемного. И все! Пришлось этого «вольнонаемного» так и оформлять, и сразу же из больницы поехал он к той женщине.

Вот, представьте, как после этого к деду могли бы относиться и этот бывший зэк, и его любимая. Представили?..

Ну а перед отъездом чин этот к деду заехал, часы подарил и свою фотокарточку с надписью, дескать, от пациента, с благодарностью за спасенную жизнь. С того дня дед как бы получил право лечить и охранников, и зэков.

И, надо признать, возможностями своими воспользовался! С разными там моралями в те годы было строго, и я с переездами матери вполне мог бы попасть в «незаконнорожденные». А дед устроил так, что дали мне его фамилию и по нему — отчество.

Вот так-то. А отец мой умер через два месяца после того, как мама уехала. То есть еще до моего рождения. Мама на похороны не ездила, ездил дед. О чем он там говорил, с кем — не знаю. И было все это в начале тридцатых. И в первый раз побывал я в этом доме уже после войны, когда мне было без малого двадцать лет. Так и получилось, что ни Нору, ни Марьяна я не видел никогда в жизни. Только — Георгия. Ну а потом, значительно позднее, уже, наверное, в семидесятые, начал узнавать и подробности моего происхождения и нашей семейной жизни.

Со временем, конечно, все улеглось, родственные связи были восстановлены, но историю ту никто не забыл. И сейчас, когда снова возник вопрос о наследовании, видимо, все о ней вспомнили. Вот такие дела.

25

Гридин отправился к себе в гостиницу, когда солнце уже село, жара спала и появились комары. Он обмахивался веточкой, сорванной, кажется, с яблони, и размышлял о том, что узнал сегодня.

По существу, его новые знания вполне могли бы обозначать завершение всего расследования. Ну, в самом деле, никаких гарантий или свидетельств законности обладания этим «подарком» не было и быть не могло! Так и следует ответить Арданскому, а все остальное решать ему.

Хотя, конечно, судя по тому, что он узнал о Екатерине Сапожниковой, она не очень-то позволит командовать собой! Но для этого ведь надо, чтобы известие дошло до нее.

И это заставляло Гридина снова и снова обдумывать ситуацию. Он все сильнее сомневался в том, что инициатива исходила от Сапожниковой. К тому же, судя по словам Севы Рубина, заказ был оплачен весьма щедро, а Сева очень точно видел границу между «щедро» и «достойно». Значит, деньги хорошие, а таких у Катерины быть не могло.

Но — были?

Возможно, но крайне маловероятно. Во всяком случае, по ее поведению такое представить трудно. И, если откровенно, она уже в том состоянии, что последствия мало интересуют. Ну, в самом крайнем случае, что с ней сделают? Посадят к уголовницам? Да она там будет желанной и уважаемой гостьей! Всюду ведь люди! Ну, а если не она? Тогда остается только Арданский. Во всяком случае, от него шел заказ, он его оплачивает, он сообщил Севе, что Гридин в Москве.

В чем же может быть его интерес? Его состояние, как много раз сообщали СМИ, позволяет ему постоянно быть в списках «Форбса», а это многое значит. Вещица, которую Гридин видел у Сапожниковой, конечно, стоит недешево, но в представлении Арданского это мелочь. Возможно, он эквивалент этой суммы тратит ежемесячно на украшения для жены или другой женщины.

Гридин не хотел заходить в номер — кондиционера там не было, а жара его всегда изводила до легкого психоза — и присел за столик небольшого уличного кафе.

Он еще и заказ сделать не успел, когда заверещал сотовый.