Сдав на элеватор зерно, Бухарев по привычке завернул к железнодорожному вокзалу. Приезжавшие в райцентр с последней электричкой часто искали попутные машины, чтобы добраться до своих сел. И расплачивались они щедрее -- не ночевать же на вокзале. До прибытия поезда оставалось больше часа. Чтобы убить время, зашел в вокзальный буфет, хотел выпить пива. Его не оказалось. Народу в буфете почти не было. Выпросил у буфетчицы из-под прилавка стакан водки. Пожевав засохший пирожок, попросил еще сто пятьдесят и бутылку с собой.
Дождь зарядил не на шутку, а время после второго стакана будто промелькнуло. Среди высыпавших на перрон из электрички пассажиров Бухарев сразу приметил моряка с коричневым чемоданом, наметанным глазом определил: этот за ценой не постоит. Открыв дверцу, высунулся из кабины и спросил:
-- Куда, служба?
-- До Ярского.
-- Червонец,-- в шутку загнул Бухарев.
-- Держи,-- как ни в чем не бывало согласился моряк и подал красненькую.
"Вот это денежный мужик!" -- удивился Бухарев -- таких щедрых "клиентов" ему еще не попадалось.
-- Чемодан в кузов клади, под брезент, а сам в кабину залазь.
Дорогой разговорились. Моряк оказался общительным, за словом в карман не лез. Сам Бухарев говорил не много, больше слушал. От водки шумело в голове, захотелось курить. Пошарил по карманам -- пусто. Спросил моряка:
-- Папироски не найдется?
Моряк достал портсигар. При свете спички матово блеснуло серебро и словно обожгло Бухарева.
-- Поди с тридцатку стоит? -- кивнув на портсигар, хрипловато спросил он.
-- Подороже,-- без хвастовства ответил моряк.
-- Хорошо на службе платили?
-- Последние два года на сверхсрочной был, неплохо получал.
-- В Ярское к кому едешь?
-- Девушка там у меня, невеста.
-- Сберкнижку, поди, ей везешь,-- закинул удочку Бухарев.-- Бабы, они деньги пуще всего любят.
Моряк засмеялся:
-- Я, друг, все свое вожу с собой. И еду не к бабе, а к девушке.
Бухарев по-своему понял ответ: "Моряки на деньги свысока смотрят, привыкли их лопатой грести. Они не жмоты, чтобы из-за десятки в сберкассовых очередях выстаивать". Возбужденное алкоголем воображение нарисовало коричневый чемодан, забитый плотными пачками десятирублевок. "Сверхсрочная морская служба -- не зэковский лагерь,-- продолжал размышлять про себя Бухарев.-- В месяц по сотняшке, и то за два года почти вон сколько набегает. С такими деньгами любая баба не отошьет. К невесте, видишь ли, едет, не к бабе, а к девушке. Девушкам тоже деньжонок только подбрасывай, нагишом на столе танцевать будут. Телеграмму, говорит, дал. В кювете твоя телеграмма лежит", -- вспомнив о поднятой с дороги пачке газет, злорадно подумал Бухарев.
От этого вроде стало легче, но мысли вдруг перескочили на Сахалин. А как он, Бухарев, "демобилизовался" после отбытия срока? Только на проезд до Новосибирска и хватило. Еще этот гад, Граф-Булочкин, пять лет соки тянул. От одного воспоминания по коже мурашки бегут. И мужик вроде шкилетный, а вот взял за горло. Зря не тюкнул его по темечку. Подворачивался случай. Никто бы не докопался. А и докопались, за такого гада больше пятака не наварили б. Одной тварью на земле меньше б стало -- только и всего. Поджилки тогда затряслись,-- подумал о себе со злостью.-- От своей трусости и будешь всю жизнь в нищете маяться, крутить до загибу шоферскую баранку. И путней бабы никогда не заимеешь, схлестнешься с какой-нибудь Сонькой-подзаборницей... А ведь коричневый чемодан в кузове... Граф ни в жизнь не упустил бы такой удачи... Страна большая... К югу куда-нибудь...
Лоб стал горячим, а пальцы рук и под лопатками защипало азартным ознобом. Тепло, жарко стало Бухареву.
-- На Урал, говоришь, ехал, а сюда свернул...-- прохрипел он.-- Тебя ж родственники потеряют.
-- Некому терять, детдомовский я.
-- Один на всем свете? Моряк кивнул головой.
-- Как жить-то думаешь? Скучно одному, я вот тоже один.
-- Зачем одному оставаться? Женюсь, заведу хозяйство, детишек. Люблю я их, мелочь пузатую.
-- Машину купишь? -- снова забросил удочку Бухарев.
-- Была бы светлая голова да крепкие руки, за машиной дело не станет,--моряк опять засмеялся.-- Водить умею, еще до службы этому ремеслу обучился. Когда-то профессионально шоферил, как ты вот сейчас.
"А коричневый чемодан в кузове, под брезентом... На юге, поди, теперь теплынь, как летом... Прописка? Граф говорил: "В Одессе, как в Греции, за гроши можно все". Нет, в Одессу нельзя -- Граф, освободившись, туда вернется. Опять соки тянуть начнет. Да разве на Одессе свет клином сошелся? Мало ли в стране теплых городов. Там тоже -- только деньги подавай, и прописка, и любые документы будут".
Бухарев попытался сосредоточиться, разглядеть дорогу. Но, кроме серой мути, мельтешащей в свете фар, ничего не видел. Неожиданно машину резко занесло в сторону, и она юзом сползла в придорожный кювет. Бухарев стукнул кулаком по штурвалу, зло выругался.
-- Не видел, что ли, поворота? -- с упреком спросил моряк.