Тайна стеклянного склепа

— Что? — прокричала Зои. — Что? Эл, это ты? Ты в кабинете отца? Ну надо же какое совпадение! Что ты там лопочешь?

Я повторил просьбу и в ответ услышал легкий топот ножек — девушка отправилась искать прислугу.

— Благодарю, — прохрипел Иноземцев. — Полагаю, на сегодня мы закончим беседу с вами. Я сорвал связки… все время забываю, что нельзя повышать голос.

Раздался тяжелый лязг, и стена въехала вовнутрь и чуть в сторону, пропустив полоску света. Следом скользнула Зои, одетая в песочного цвета комбинезон, в талии перетянутый грубым кожаным поясом с большой пряжкой в виде головы не то быка, не то козерога. Голова взлохмачена от ветра: волосы отброшены со лба назад. Черные большие очки с выпирающими вперед стеклами висели на ремешке точно ожерелье, шею обвивал белый шарфик. В руках она держала газету.

Зои на мгновение остановилась, окинув меня с головы до ног каким-то странным оценивающим взглядом. А потом вскричала по-русски с нарочитой громкостью, будто обращалась к глухому:

— Папа, папенька! «Нью-Йорк Таймс» объявила об учреждении нового ралли. Гляди, газета «Матэн» в Париже и наша «Таймс» собираются организовать новый автопробег.

— Нет, — отрезал Иноземцев так же по-русски. — Это все? Разреши докончить беседу с месье.

Она вновь поглядела на меня сверху вниз, в глазах мелькнуло выражение, будто прикидывала что-то в уме.

— Это межконтинентальная гонка! — крикнула она, по-прежнему пристально на меня глядя. — Межконтинентальная призовая гонка без парохода! Берингов пролив, скованный льдом…

— Нет, — повторил Иноземцев.

— Нью-Йорк — Париж. Хочу, хочу, хочу!

— Нет.

— Эл, что ты молчишь? — вдруг она обратилась ко мне и нетерпеливо топнула ногой. — Скажи ему хоть слово. Почему он препятствует желанию посвятить жизнь делу, к которому так тяготеют мои душа и сердце?

— Нет, — окончательно охрипнув, отозвался Иноземцев.

Зои бросилась вглубь кабинета. В темноту. Я видел лишь ее силуэт. Она сжимала и разжимала кулаки, топала ногами и продолжала играть капризное дитя, но выходило у нее как-то делано, искусственно и фальшиво. Ах, да, забыл добавить — рост ее вновь уменьшился. И я терялся в догадках — отчего.

— Ненавижу гимнастику, ненавижу цирк! Я презираю Зои Габриелли! Я хочу участвовать в ралли.

— Герши, приношу свои извинения. Моя дочь отличается полным отсутствием такта. Это всецело моя вина.

— Не извиняйтесь, доктор, — я был рад ретироваться.

Оказавшись в коридоре, попросил горничную притворить за мной потайной ход. И направился в гостиную. На этот раз я шел один, свернув направо, следом вновь направо, имея намерение выйти на крыльцо, на свет и воздух, но, видимо, я позабыл спуститься по лестнице, ибо, к удивлению, попал в совершенно другую комнату.

Это была библиотека, обставленная в лучших традициях увядающего классицизма, но опять же на стенах ни кусочка ткани — лишь голые желто-песчаные кирпичи. Единственное окно прикрыто спущенным полотном жалюзи, несколько ламп накаливания, стол с изогнутыми ножками, кресла. Библиотека не имела двери, входом служила большая арка с двумя дорическими колоннами по бокам, оглядев которую я обнаружил, что стены в доме доктора чрезвычайно толстые, как в хороших, добротных романских фортификациях. Я позволил себе шагнуть на мягкий ковер удобного и уютного гнездышка книголюба. Под креслами оказались пуфики для стоп, дальше оттоманка с россыпью вышитых восточными узорами подушек, а полки были не из металла, поддетые цепями, а из эбенового дерева. На полках сплошь труды по физике, химии, психологии и медицине. С удивлением отметив целую череду одинаково подшитых корешков, на которых было выведено: «Д. Иноземцев», я взял один из фолиантов. Книги принадлежали перу юноши, и было их здесь около двух десятков, если не больше.

У здешних полок тоже имелась стремянка, ибо книжные шкафы уходили к самому потолку. Справа и слева они имели разрыв, в нем красовались два зеркала в той же удивительной комбинации, что и в гостиной, коридорах и даже кухне — одно напротив другого.

Впервые я допустил мысль, что множество зеркал расставил доктор неспроста. Сопоставив сей факт с толщиной стен и, вспомнив, как Иноземцев уволок потерявшую сознание горничную в черноту подобного зеркала, я сразу понял, что они служили своего родом сообщением меж комнатами. Покинув кабинет Иноземцева, обогнув его коридорами, я попал в библиотеку. Значит, библиотека должна была сообщаться с помещением, где отец с дочерью остались обсуждать вопрос какого-то ралли. Или хотя бы иметь общую стену. Я сделал шаг к зеркалу, расположенному справа.

И только сейчас заметил, что слышу отдаленное переругивание и грохот.

Я сделал еще один шаг.

Потом еще и еще.

Моя ладонь коснулась отполированной поверхности, отразившей мою печальную особу в полосатой тройке и с голыми ступнями — я никак не мог вернуть привычку носить обувь.